Преемник
Шрифт:
(Ты — мой родич, Руал. Я ненавижу тебя — но ты один меня слышишь. Всё, что есть у тебя сегодня — мой подарок.)
— У меня ничего нет, — Руал пожал плечами.
(Твоя долгая жизнь. Твоя сила. Всё это — я. Ты несёшь меня, ты отягощён мною, как самый светлый день бывает отягощён предстоящей ночью.)
Ему вдруг сделалось холодно. От сырой земли потянуло гнилым, промозглым ветерком.
— То, что ты несёшь этому миру, — спросил он медленно, — это ночь?
(Ночь — сейчас.)
Руал передёрнулся от чужого
(Ночь — сейчас. Будет день. Ты глуп. Ты боишься… Кто боится темноты, тот никогда не поймёт света. Что выиграли живущие от того, что ты не впустил меня? Что отказал мне и обманул мои надежды? Что выиграл ты сам? Эта твоя жизнь… Ты муравей, ползущий по яблоку. Я познаю вечность, думает букашка. Яблоко круглое… бесконечный путь. Ты бесконечно ничтожен и бесконечно велик, потому что несёшь частицу меня.)
— Ты нескромен, Пришедший Извне.
Смешок.
(Мы скоро увидимся, Руал. Увидимся воочию.)
Его снова передёрнуло. И тело его, и разум помнили пережитый когда-то ужас.
(Не бойся. Просто будь готов.)
Девчонка наконец-то отвоевала свою ленточку; давешние противники теперь мирно договаривались о правилах метания костяной биты. Пухлый мальчишка начертил в пыли кривую линию; совсем маленьких пацанёнок сосал палец, наблюдая, как сестра его втыкает в землю длинные тонкие щепки.
Руал пересилил себя. Поинтересовался с усмешкой:
— А что же твой Привратник?
(Да. Да. Он скоро созреет. От него отвернулись, его предали, его прокляли… Как когда-то тебя.)
— Ты ищешь отторгнутых, — пробормотал он раздумчиво. — Тебе нужны озлобленные…
(Не озлобленные. Свободные.)
— Я ведь хотел ещё и мстить.
(Это тоже.)
— Не понимаю, — теперь он расслабился, закинув ногу на ногу. — В мире полно сволочей, готовых впустить тебя и без весомой на то причины… И задаром, просто от скуки. А?
(Ты думаешь, это всякому под силу?)
Руал усмехнулся, оценив чужое возмущение:
— А разве нет?
(Ты не смог.)
Дети по очереди швыряли костью в частокол из щепок — пухлый мальчишка был точнее и удачливее всех, брат его всё время заступал за линию, а девчонка всякий раз шумно уличала его. Маленький пацанёнок задумчиво слюнявил пятерню.
— А он, — шёпотом спросил Руал, — этот новый Привратник… Он сможет?
Будто ветер прошёл по верхушкам деревьев; в траве застучали упавшие яблоки, и дети прервали игру ради свалившегося на них лакомства.
(Он сильнее тебя. Он наследник Фагирры и Луаяна. Он Прорицатель по праву. Он наказан без вины, предан и проклят. Он свободен и зол… Он станет мною, и силы наши сольются.)
На пороге дома показалась темноглазая женщина; мельком глянула на сидящего под деревом старика, утёрла слюни младшему мальчишке, позвала остальных обедать. Долговязая девчонка заупрямилась и получила несильный,
— И что тогда? — медленно спросил Руал.
(Тебе-то что? Твои воспоминания останутся с тобой, а больше у тебя ничего нет.)
— А вот они? — спросил он снова, глядя в закрывающуюся за детьми дверь.
(Ты не понимаешь. Перед тобой прекрасный храм — а ты считаешь мокриц под ногами. Потому ты глуп, потому ты не сумел.)
— Ты — прекрасный храм?
(Я зодчий. И я же — строитель.)
— А он? Привратник?
(Он станет мною.)
— А я?
(А тебе нравится быть наблюдателем. Ты привык.)
Женщина вышла снова. Звякнула ведром у колодца; с грохотом откинула крышку, пустила разматываться ворот — всё это не сводя с Руала настороженного и не очень приветливого взгляда.
(Всё изменится, Руал. Только ты останешься прежним. По старой памяти… Хоть вряд ли это тебя обрадует. Тяжело быть прежним в мире, который меняется.)
— Меняется — в угоду тебе?
Кажется, он спросил слишком громко; женщина услышала его голос сквозь натужный скрип ворота, услышала и вздрогнула.
Смешок.
(Мир должен измениться. Потому что он несовершенен. Ты дурак, Руал, но не настолько, чтобы отрицать это.)
Женщина наклонилась, подхватила за дужку показавшееся из колодца полное ведро — и в этот момент мучительно напомнила Руалу ту, другую, которая приходилась ей бабкой. Даже взгляд — серьёзный и настороженный…
— Ящерица, — сказал он шёпотом.
(Ты много потерял, Руал.)
По верховьям деревьев снова прошёлся резкий, неожиданный ветер. Руал почувствовал, как бегут по коже ледяные мурашки.
— Да, — сказал он чуть слышно. — И это не последняя потеря.
Эгерт не любил подземелий. Кто их, впрочем, любит — наверняка не узники, годами гниющие в каменных мешках либо неделями дожидающиеся пыток… А Солль слишком хорошо помнил, как шёл этим коридором в сопровождении Фагирры и городского палача, и как пахло в пыточной, и какие крики доносились сквозь толщу стен…
Палач поднялся навстречу; был он удивительно похож на своего предшественника, двадцать лет назад раздувавшего для Солля жаровню. Впрочем, Эгерта раскалённый металл не тронул… А Тория…
Внутри него захлопнулась некая дверца: запрещено. Не сейчас, в самом деле… Не думать…
Он кивнул сопровождавшему его тюремщику; тот передал свой факел палачу и исчез в боковом коридоре. Палач, с виду похожий скорее на мастерового, вопросительно склонил голову к плечу; Солль кашлянул, прочищая горло:
— Ну?
— Готовый, — отозвался палач степенно. — Ждёть.
Низкая железная дверь гостеприимно распахнулась перед господином полковником; наклонив голову, Солль шагнул в камеру пыток — ту самую, где много лет назад говорил с ним Фагирра.