Преемник
Шрифт:
— Деточка, — нянька неуверенно улыбнулась Алане, — поди-ка… Тебя мама зовёт.
Алана оставила свою лодку; перевела взгляд с няньки на меня. Некоторое время мы неотрывно глядели друг другу в глаза.
— Я боюсь, — сказала она наконец. Нянька в дверях громко всхлипнула.
— Ерунда, — отозвалась я спокойно. — Ничего с твоей лодкой не случится. Я посторожу.
На лице её проступило недоумение; пытаясь разгадать мои слова, она сама на минуту поверила, что её страхи относятся именно к лодке.
— Беги, — не давая ей
Губы няньки шевелились; дверь за обеими тихонько затворилась, а я присела на трухлявую плашку, как-то сразу ощутив немыслимую, многодневную усталость.
Лодочка покачивалась на спокойной мыльной глади. Тугие бока пузырей переливались радужными пятнами и беззвучно лопались; пена в корыте таяла, как весенний снег.
— Ты доволен, Луар? — спросила я шёпотом.
Ответом был далёкий стук копыт.
По моей спине пробежал мороз. Не двигаясь с места, я комкала в пальцах мокрый передник: опять? Может быть, за мной? Как я сказала вчера — пусть пытают… Я покажу под пытками…
Впору было бежать в дом — но я сидела, вцепившись в передник, не пытаясь справиться с оцепенением. Тория… Они сейчас… Они вдвоём, нельзя мешать… Этот новый визит, как некстати…
Стиснув зубы, я заставила себя подняться. Не следует мешать тем двоим, что наконец-то соединились; встретить же пришельцев некому, кроме меня.
Топот копыт приближался. Ковыляя к воротам, я поняла, что на этот раз всадник один — а больше и не надо, одного конвоира вполне достаточно…
Я уже огибала угол дома, когда в щель между створками неплотно закрытых ворот просунулась рука. Ловко, привычным жестом отворила засов — я и рта не успела раскрыть, а половинка ворот уже качнулась, распахиваясь, и в растущем проёме показалась сперва лошадиная голова с пеной на губах, потом широкая вороная грудь и уже потом — всадник, на этот раз без красно-белого мундира.
Человек резким движением откинул со лба слипшиеся волосы; глаза его стремительно обежали двор и задержались на запертой парадной двери, на крыльце, с которого моими стараниями стёрты были следы запустения…
Меня он не заметил. Я стояла за углом, привалившись к стене, потому что ноги мои враз ослабели.
Он соскочил с коня и бросил уздечку. Два шага, и вот он уже на ступеньках крыльца…
— Эгерт!!
Он обернулся; я споткнулась на бегу и растянулась во весь рост, снеся головы с десятка белых одуванчиков.
В доме звонко хлопнула дверь и заскрипела лестница под торопливыми шагами.
Собственная рука, выводящая меловые узоры на полу деканова кабинета, казалась Луару скрюченной птичьей лапой.
Он спешил. Там, за дверью, стоял Эгерт Солль; его шёпот обволакивал
Но Луар слушал. Ему доставляло удовольствие ловить в голосе Солля знакомые интонации; он был в безопасности, он знал, что встречи не случится. Приятно смотреть на огонь — но залезть в него решится не каждый; Луар слишком хорошо помнил последнюю встречу с бывшим отцом… Хотя нет, последняя была в лесу, в стане Совы… Скрестить оружие не страшно. А вот тот ковёр на полу каварренского дома, распрямляющиеся ворсинки… Он не хотел бы проходить через это снова. Избавьте.
Сейчас он уйдёт. Эти люди думают, что затравили его, как волка, загнали в тупик. Эти люди привыкли всё решать с помощью своего железа — и Эгерт такой же… Почти такой. Он говорит что-то важное — жаль, что Луару не понять. Но говори, Эгерт. Говори, твой голос будит воспоминания…
Чёрный головастик — скользкий шарик с хвостом. Тычется в стенку корыта, щекочет ладонь. Дохлый малёк на отмели, тусклая серебряная полоска… Вдавленный в снег отпечаток мощной лапы… Полозья, горящие на солнце…
Снова эти ворсинки, будь они неладны. А Солль говорит сейчас особенно страстно, особенно сильно…
Журчание водопада. Говори, Солль…
…Но как хочется совершить эту глупость. Пускай бесполезно — все глупости бесполезны, а некоторые ещё и вредны… Видеть тебя. Эгерт. Эгерт…
За дверью сделалось тихо. Луар, сбитый с ритма, удивлённо поднял голову; тихо. Тихо. Торопливые шаги; бормотание служителя. Новый голос — незнакомый; тихо. И в тишине абсолютно ясный, чётко различимый шёпот:
— Ломайте дверь.
Пауза. Хриплый рёв:
— Именем правосудия!
Луар зажмурил глаза. Ему вдруг сделалось страшно — будто из-за двери ударил тугой смрадный ветер. Ненависть, вот что это такое. Ненависть, ищущая выхода.
Ага, удовлетворённо кивнул Фагирра. Вот мы и подошли к главному… Проклясть ублюдка недостаточно. Следует ещё и убить… Ибо кто рождён по ошибке, умирает всегда справедливо. Его смерть исправляет, так сказать, несоответствие…
Загрохотала дверь. Ещё удар. И ещё. Мерное кряхтение людей, занимающихся тяжёлой работой. Бух. Бух.
— Зачем? — спросил Луар растерянно.
Удары прекратились. Снова наступила тишина. Дыхание, которое Луар узнал бы из тысячи; рука его судорожно стиснула медальон.
— Ты откроешь, ублюдок? Или мне взяться за тебя самому?
…Чёрная пыль. Гаснет свечка — тонкий дымок…
Ему захотелось не быть. Две силы, избравшие его душу своей щепкой, слепились воедино: чужая отторгающая воля и собственное желание исчезнуть, бежать прочь…