Преимущества и недостатки существования

Йорт Вигдис

Вечер темно-синим покрывалом повис над летним домиком. Агнес и Ада возвращаются в свое укрытие.

Нина слышит их, когда они время от времени поднимаются на лестницу у черного хода, дверь закрыта, и она может сосредоточиться. Небо там, над кустами, выглядит по-другому, чем над морем перед домом, плоское, сероватое и манящее, как звук детских голосов из убежища, в котором они спрятались ото всех.

Целые головки рокфора и эмменталера вносят в столовую, графины наполнены красным вином, масло мажут на хлеб, и оно не течет. Будиль просит немного

внимания. Конечно, она измучена подагрой, ведением курсов и джином с тоником, но у нее по-прежнему ясная голова и способность произносить речи. Она права?

— Да-а!

Она выпивает за саму себя и считает, что заслужила.

— На этом я объявляю об официальном завершении курсов. Это ясно?

— Да-а-а! Ура!

— Ура!

— Остаток вечера вы отвечаете сами за себя. Ясно?

— Даааа!

— Кто хочет отправиться домой, может отправиться домой. Кто хочет остаться, остаются, кто хочет получить сертификат, получат сертификат. И бесплатный кофе в «Красном кресте» и во всех официальных инстанциях! Цель достигнута, за все заплачено. Ведь нам хорошо?

— Дааа!

— А можно снова познакомиться? — спрашивает ударник.

— Her. Нельзя!

Мужчина, которого послал на курсы работодатель, хочет немедленно получить сертификат в доказательство своего участия во всем, хотя его не было на первой части второго дня курсов, но Будиль не противится и тут же выписывает сертификат на салфетке. Несколько человек просит, и все получают. Женщина, пьющая, потому что ей нравится вкус алкоголя, хочет танцевать. Она приглашает профсоюзного деятеля, который тоже пьет, потому что ему нравится вкус вина, он не отказывается. Музыкальный центр отдан в прокат, но регент хора может спеть. Вообще-то он собирался быть оперным певцом, рассказывает он, однажды в юности он пел соло в церкви. Голос у него действительно прекрасный, хотя и не может сравниться с голосом Бато, думает Нина, и тут же перестает об этом думать. Они воют друг другу на ухо, словно в рожки. Веки набухают и превращаются в темные вишни, свечи догорают в подсвечниках, Нина меняет их.

— «Мы малые твои и сирые», — поет регент. Ударник аккомпанирует на двух ложках и нескольких бокалах, которые он поставил перед собой на столе, наполнил по-разному и теперь настраивает по ходу, выпивая и наливая по очереди.

А те, кто пьет, потому что вкусно, танцуют друг с другом, и бабушка танцует с сертифицированным мужчиной. Но когда регент начинает второй псалом, профсоюзный деятель находит причину, чтобы покинуть танцпол, а образованная дама расстраивается, и губы ее дрожат. Каждый раз в туалете она поправляет прическу, которая вот-вот достигнет в высоту полуметра, а помадой она проводит по губам и вокруг, в юности она была красивой, говорит она со слезами в голосе. Бабушка, растящая внуков, гладит ее по голове и очень хорошо понимает.

— Видели бы вы меня, когда мне было двадцать!

— Да, увы.

— Моя грудь торчала двумя круглыми яблоками.

— Да, да, вы наверняка были очень красивы.

— Все хотели ее потрогать, все хотели дотронуться до меня.

— Я уверена.

— Правда?

— Ну да, конечно. Всем понятно, что вы были красивой женщиной. Вы и сейчас хороши собой.

— Правда?

— Ну да.

— Серьезно?

— Конечно!

Ударник втайне сочинил соло. Он цыкает на всю компанию, но женщина, не торопящаяся

с разводом, не может остановить своего отчета о семейной жизни, который она дает самому молчаливом участнику курсов. Может, он и слышит, что она говорит, но, кажется, это не так: его взгляд уперся в бокал перед ним, и он медленно оползает на стуле, по нескольку сантиметров в час — Нина заметила это по жирному пятну, которое его затылок оставляет на стене.

Ударник закончил премьеру и настолько захвачен собственным произведением, так точно выражающим его боль, что падает на инструмент и проливает красное вино.

— Моя жена меня не понимает, — хнычет он.

Дама с прической добавляет громкости своему хныканью, чтобы ее не забыли во время шумихи вокруг ударника. У нее есть определенные физические потребности, говорит она, хотя многие не верят, что они бывают у женщин в ее возрасте.

У профсоюзного деятеля тоже есть физические потребности, он танцует без партнерши и без аккомпанемента, виляет бедрами, прыгает к стулу, расстегивает рубашку и рвет ее с себя с ревом, демонстрируя бледную грудь и волосатый живот. Больше оголиться у него не получается из-за пуговиц на рукавах, ему требуется помощь танцующей бабушки, которая кружилась так много в дальнем углу столовой, что ее отнесло к «Березовому лесу». Теперь она сосредоточилась на рукавах рубашки профсоюзника, через какое-то время она их расстегивает, он стаскивает рубашку, колотит себя в грудь кулаками:

— Me Tarzan, you Jane [18] ! — поднимает бабушку в воздух и проходит с ней по комнате, она визжит и кричит, что он не смеет так поступать с пожилой хрупкой женщиной, но не хочет отпускать его, когда он наконец-то ставит ее на стул.

Хоровой регент посылает фотографию хора девочек вокруг стола. Двадцать одна хористка, а в центре он сам.

— Это с гастролей в Польше. Мы пели в четырех церквах, а хор из Польши приезжал потом к нам и выступал.

18

Я — Тарзан, ты — Джейн! (англ.)

— Чудесно! Наверно, очень интересно, — говорит бабушка, растящая внуков.

— И не говорите!

Они пьют друг за друга, таких прекрасных и интересных. Женщина-консультант, которая собирается учиться на психолога в Осло, анализирует на лестнице психику мужской части курсистов. Зависимость от матери и внутренняя пустота, ненависть к отцу.

— Может, и так, а с кофе коньяк подают?

— Я не завишу от матери, она умерла, когда мне было десять!

— Так вот об этом и речь.

Профсоюзный деятель вырвался из бабушкиных объятий и заметил женщину, желающую развестись, когда дети вырастут. Она дошла до седьмого года замужества, когда он прижал ее к себе и положил руку ей на одну грудь. Женщина остановила монолог, но рот остался открытым.

Он воспринимает это как верный знак, кладет другую руку на другую грудь, это занимает полсекунды, тут она кричит что-то о насилии, о том, что она замужняя женщина:

— Мой муж тебя убьет!

С воплями она выбегает из комнаты, за ней следует бабушка, растящая внуков, а также дама с прической.