Преисподняя

Гоник Владимир Семенович

Что отличало его от них? Откуда в них эта непринуждённость, отчего с такой лёгкостью они судят о том, в чём он ни бельмеса не смыслит? Да и вздумай он высказать суждение, как не попасть впросак, не стать посмешищем?

Похоже, он и впрямь был здесь лишним: Ключников незаметно открыл дверь и ушёл, не прощаясь.

Он одиноко брёл по безлюдному, охваченному страхом городу. Из проезжающих иногда машин на него с удивлением поглядывали ездоки: с наступлением темноты пешеходы спешили убраться с улиц, гулять было опасно, а тем более в одиночку.

Москва

выглядела фронтовым городом в осаде. Никто не объявлял комендантский час, но было безлюдно, страх действовал лучше всякой комендатуры.

На бульварном кольце было пусто, горели редкие фонари. Ключников медленно шёл по бульвару, всю дорогу его донимали горькие мысли.

С Аней он узнал многое, чего не знал раньше. В сравнении с его жизнью, это была как бы другая земля. В ней хватало никчёмных пустых людей — где их нет? — но существование здесь было исполнено смысла, который был чужим для него, он просто его не понимал.

Конечно, он не прочь был стать своим, надо было набраться ума и знаний, но этого было мало, следовало неуемно, с долгим тщанием заниматься напряжённой мыслительной работой; некоторые это свойство приобретали по наследству — из семьи, из прошлых поколений, а иные сами, как написано на роду.

Было темно, свет фар проносившихся мимо автомобилей быстро скользил вдоль бульвара, отражаясь в тёмных окнах домов. Ключников пришёл в отряд, когда все уже надели комбинезоны и натягивали бронежилеты.

— Куда ты пропал? — спросил его Бирс. — Я мог тебя подвезти.

— Ничего, я прошёлся, — Ключников стал торопливо переодеваться.

Ночь отряд провёл в поисках под Ивановской горкой. Из подземных галерей древнего соляного двора один ход шёл на Лубянку, другой в Ивановский монастырь. В тридцатые годы в монастыре располагался лагерь для заключённых, в подвалах соляного двора расстреливали людей.

Галереи имели три уровня, но лишь в верхний можно было попасть свободно, в нижние доступа не было, все люки и спуски оказались забитыми землёй и камнями.

Галереи соляных погребов сообщались с подвалами домов, образующих в соседнем переулке замкнутый двор, где на месте нынешней юридической школы находилась когда-то школа разведки для иностранных коммунистов.

Ещё один ход тянулся в глубь горы по направлению к Колпачному переулку и соединялся поблизости с подвалами особняка службы внешней разведки. Некоторые из ходов приходилось откапывать, иные были замурованы, и разведчики пробивали их, чтобы выяснить, куда они ведут.

Одна из галерей сообщалась с метро, многие ходы имели ответвления — ночи не хватало, чтобы обследовать их или хотя бы просто пройти. Галереи, штреки, выложенные кирпичом ходы тянулись в разные стороны, на каждом шагу обнаруживались новые лазы, люки и двери.

Утром все мылись под душем, Першин заметил, как скован и задумчив Ключников, словно его одолевала неотвязная тревожная мысль.

— Ключ, у тебя все в порядке? — спросил Першин, глядя внимательно Сергею в лицо.

Першин беспокоился

о каждом из них. На всех в отряде у него хватало времени, он старался поговорить с каждым в отдельности, приветить каждого и помочь. Он относился к подчинённым, как к своим детям, хотя некоторые из них были старше, чем он Першин огорчался, что подвергает их опасности, это было неизбежно, но как заботливый отец, он готов был на все, чтобы сберечь их и сохранить.

Бирс подвёз Ключникова на Знаменку к дому Ани, высадил и поехал по набережной к себе в Новый Спас. Каждое утро после ночного спуска под землю Бирс ехал по набережной домой, предвкушая встречу с Джуди; каждое утро она ждала его с завтраком.

Американка, как настоящая жена готовила еду, прибирала квартиру, устраивала постирушки, при этом она не выглядела затрапезно, как его первая жена, как большинство знакомых женщин — нет, она оставалась спортивной и элегантной, следила за собой, успевая почистить перья к его приходу. А стоило им собраться куда-то, у неё был немыслимо светский вид, точно она вела беззаботную праздную жизнь.

С тех пор, как Джуди жила в Москве, их не покидало ощущение праздника. Это было настолько устойчивое чувство, что они диву давались, как обходились раньше друг без друга.

Между тем, войдя в подъезд, Ключников понял, что он не один. Он поозирался, вокруг никого не было видно, но ощущение чужого присутствия возникло и не исчезало.

17

После ночного спуска в штабе все было спокойно, отсыпаться Першин поехал домой. Лиза работала во вторую смену, Андрей встретил жену и дочерей у подъезда: все трое направлялись на бульвар, где дочки облюбовали детскую площадку — песочницу и качели.

Лиза внимательно глянула на него, как бы в надежде узнать, какой выдалась ночь. Першин сделал беззаботное лицо, но обмануть её было трудно: она тревожилась за него, не спала ночами.

Они ушли, Андрей поднялся домой и собрался лечь, когда в дверь позвонили: на пороге стоял военный, подполковник, лицо его показалось Першину знакомым.

— Помнишь меня? — с лёгкой усмешкой поинтересовался подполковник, но Першин как ни силился, вспомнить его не мог, и военный напомнил: это был адъютант генерала, отца Лизы, который когда-то доставил их из Бора в Лесные Дали на генеральскую дачу; правда, тогда он был майором.

— Не ожидал? — насмешливо спросил гость, окидывая беглым, но цепким взглядом убогую квартиру: крошечная прихожая, одна комната, кухня-клетушка…

«Да-а, хоромы!» — читалось на лице подполковника, но вслух он ничего не сказал, вернее, повёл речь совсем о другом.

— Генерал хотел поговорить, — сказал подполковник.

— С Лизой? — спросил Першин.

— С тобой.

— Если я ему нужен, пусть зайдёт.

— Слушай, не бузи. Он и так хлебнул с тобой. Хватит с него. Не может он зайти. Не может. Спустись к нему, он здесь, в машине.