Прекрасная Габриэль
Шрифт:
— Тремястами тысячами экю, государь, я заплачу самое главное; но если бы было триста пятьдесят…
— Мы прибавим пятьдесят тысяч, кузен.
— Ну, это все, государь, — сказал герцог с радостью.
— Дайте мне руку, Майенн, кончено.
Герцог отер себе лицо, как человек, спасенный от смерти. Генрих послал за дворецким, чтобы герцог освежился. В это время подошли придворные и вместе с ними герцогиня де Бофор. Майенн встал, чтобы приветствовать прекрасную хозяйку. Габриэль была ослепительна счастьем и красотой.
—
— И положили бы в могилу, — прибавил герцог, — если бы король не сжалился надо мной, я умер бы сейчас.
— Но уж и вы также не приготовляетесь ли на бег, герцогиня? — продолжал король. — На вас амазонка.
— Государь, я дала обещание быть у обедни, если Господь позволит вам примириться с герцогом, и приготовляюсь исполнить обещание.
— Уж не собираетесь ли вы в церковь Святого Иакова Компостельского? — спросил король.
— Я собираюсь в Безон, государь, и воспользуюсь соседством, чтобы съездить в буживальский дом моего отца.
— В Безон? Это правда, я забыл, — прошептал король, задумавшись.
— В Безон! Это, кажется, знаменитый монастырь? — спросил герцог.
— Женевьевцев, да, кузен, — отвечал Генрих выразительно. — В этом монастыре живет тот монах, которого герцогиня назвала вам вчера.
— Мой советник, герцог, первый виновник нашего настоящего спокойствия.
— Кажется, брат Робер?
— Да, герцог.
— Ну, продолжайте ваши приготовления, герцогиня. Может быть, мы поедем вместе в ту сторону.
Удивленная Габриэль хотела расспросить. Король сделал ей знак, который она поняла и прошла дальше, чтобы оставить Генриха с Майенном.
— Кузен, — начал король после краткого молчания, — мы думали сейчас, что кончены наши дела. Ну, нет, они еще не кончены, потому что мне остается, если не предложить вам условие, то, по крайней мере, просьбу… Успокойтесь, это деликатность, которая, я надеюсь, не будет значить ничего для такого благородного человека, как вы.
— Я слушаю вас с величайшим вниманием, государь. Это насчет чего?
— Насчет брата Робера.
— Я его не знаю, государь.
— Это правда; но он, кажется, вас знает. Я должен начать несколько выше. Вы меня слушаете, не правда ли, любезный кузен?
«Что он хочет мне сказать?» — подумал Майенн, удивленный серьезным видом короля после такой дружеской фамильярности.
Генрих, потирая лоб рукой, казался погружен в озабоченность, как приличнее приступить к делу. Де Майенн ждал первых слов, не без некоторого беспокойства.
— Вы мне обещаете исполнить все, о чем я вас попрошу, кузен? — сказал король.
— Если это зависит от меня, государь, обещаю.
— Это так же легко, как вырвать эту сорную траву, герцог. Да, вы вырвите это дурное воспоминание из сердца одного человека… Но
Майенн был как на иголках.
— Кузен, у меня был когда-то добрый друг, храбрый дворянин, служивший также моему брату, покойному королю Генриху Третьему. Добрый друг, достойный и превосходный гасконский дворянин…
— Как его звали? — спросил герцог.
— Я не совсем припоминаю в эту минуту его имя, — сказал король с легким замешательством, — я его вспомню после и вы так же, может быть. Этот гасконец не был счастлив; вначале его карьеры с ним случилось ужасное несчастье.
— А!
— Судите сами, кузен. У бедного дворянина была где-то в Париже, на углу улицы Нойе, кажется, молодая и очаровательная любовница. В одну ночь, когда он отправился к ней, один принц, ревновавший к нему, велел окружить дом, схватить любовника и так сильно отколотить его палками, что несчастный выскочил в окно и спрыгнул с балкона на улицу, рискуя убиться. Оскорбление было из таких, которые благородный человек не забывает, и принц, сделавший это…
— Государь, — перебил де Майенн, на лице которого яркий румянец сменился чрезвычайной бледностью, — поступок этого принца был низок, и он не раз просил прощения у Бога тем смиреннее, что бедный и оскорблявший его простил и, говорят, умер самым жалким образом.
— Вы знаете, о ком я говорю, кузен, я это вижу по вашему волнению.
— Да, государь, я знаю гасконца и знаю принца. Бедный Шико, зачем ты не можешь теперь простить Майенну!
— Его звали Шико, вы правы. Отойдемте в сторону, кузен; я боюсь, что нас услышат; пойдемте, я докончу мой рассказ; в вашей горести, по вашему раскаянию, я предчувствую, что мы легко согласимся с вами.
— Собеседники исчезли в четверть часа под деревьями, а когда они воротились, в лице де Майенна виднелись следы глубокого расстройства, Лицо короля сияло радостью, и придворные, всегда внимательные, могли только уловить эти слова де Майенна:
— Ваше величество останетесь довольны.
Генрих дружески пожал ему руку.
— Ну, господа, — сказал он громко, — мы поедем в Безон, чтобы повиноваться герцогине. Она дала обет, мы поможем ей исполнить его; а так как мой кузен де Майенн поедет с нами, мы сделаем очаровательную поездку в эту прекрасную погоду в любезном обществе герцогини.
Весь двор уехал из Монсо и ночевал в Сен-Дени, куда приехали поздно. На другой день после завтрака эта блестящая труппа отправилась опять в путь, увеличившись еще приглашенными дворянами и дамами.
Король запретил Габриэль предупреждать женевьевцев. Двор остановился перед монастырем в ту минуту, когда колокол звал монахов к вечерне. Удивление общины было велико. Уже король и придворные вошли в капеллу, и Габриэль искала глазами брата Робера, которого один из слуг пошел звать в сад, двое других слуг прикатили кресло дом Модеста к первому месту на клиросе.