Прекрасная пленница
Шрифт:
Мабрука стояла посреди комнаты. В колеблющемся свете свечей ее желтые и красные одежды горели как лепестки роз или как огненно-красные жилки в темном опале. У него перехватило горло, такая она была особенная, – совсем живое пламя. Он сразу заметил большие серьги у нее в ушах и амулеты, покрытые незнакомыми письменами, на шее.
– Мир вам, – сказала она на своем родном языке.
Он подошел и поцеловал ее.
– Как ты хороша, боже! Как ты хороша, маленькая дикарка!
Она, как и поутру, покорно сносила
– Правда? Я красивей тех женщин, что были на балу?
Сравнение было настолько неуместное, что он рассмеялся, опускаясь на приготовленную для него низенькую скамеечку. Она села на пол, подле свечей.
– А мои драгоценности? – спросила она.
– Я принес.
Она внимательно, со странным выражением взглянула на него.
– Поедим сначала.
Неджма внесла кофе на медном подносе и, поставив его перед своей госпожой, села у стены.
Де Коломбель не мог ни есть, ни пить. Неджма беззубыми деснами грызла пирожное. Мабрука отломила кусочек и тотчас отложила его в сторону.
– Нет, я хочу сначала посмотреть, что ты принес мне.
Он молча вытащил из кармана сверток, который захватил, уходя из отеля. Он принес ей золотую цепочку, бирюзовый, оправленный в изумруды подвесок туземной работы, который он купил для нее днем, и браслет французского изделия. Она брала вещи одну за другой, взвешивала их на руке и подносила к свету, как бы оценивая. Потом заставила его назвать цену каждой из вещей. Неджма молчала, но блестевшими из-под морщинистых век глазами следила за каждым движением своей госпожи. – Довольна ты? – спросил де Коломбель.
– Довольна, да. Но я надеялась… – Она указала на бриллиантовые запонки в его манишке.
– Надеялась получить бриллианты? – Его забавляла ее алчность. – Ничего не поделаешь, я не миллионер, а этих отдать тебе не мог бы: они подарок моей тетки и стоят очень дорого.
Он вынул одну из запонок, и Мабрука двумя пальцами поднесла ее к свету.
– Сверкает! – воскликнула она. – Как лезвия маленьких кинжалов. Кажется, будто что-то живое заключено в нем и старается выбраться. Вот почему мне нравится.
Она вернула ему запонку и в то же время мягким движением прижалась к нему. Потеряв самообладание, он обнял ее – запонка упала на пол. С неожиданной для него покорностью отдавалась Мабрука поцелуям, которыми он осыпал ее рот, шею, и де Коломбель не замечал ненависти, таившейся в сузившихся глазах.
– Пусти, – шепнула она, как только он дал ей возможность говорить, – камешек упал…
– Неважно…
– Нет, давай поищем.
Она начала шарить руками между тарелками со сластями и подсвечниками.
Он опустился на колени подле нее.
– Не закатился ли под ковер?
Она поднялась на ноги.
– Я подержу свечу.
Он продолжал искать между складками. Не хотелось терять ценную вещь.
И в это самое мгновенье де Коломбель почувствовал толчок и жгучую боль… Он пошатнулся.
– Боже! Ты заколола…
Он не договорил. Стальной клинок вонзился снова, на этот раз в горло. Де Коломбель упал навзничь. Струя крови хлынула у него изо рта.
Неджма опять рассмеялась. Она дрожала всем телом, но не двигалась с места.
– Помоги мне, – сказала Мабрука низким голосом. – Бриллианты пригодятся нам.
Но Неджма не шевельнулась.
Тогда Мабрука нагнулась и, бледная, но с твердо сжатыми губами, вынула две запонки из окровавленной манишки убитого. Третья была у нее в руке. Потом она собрала полученные от него подарки, завязала их в узелок, который спрятала на груди, и вынула из ящика расшатанного итальянского бюро два темных хаика.
– Идем! Нам надо спешить! Живо!
Она подняла старуху на ноги и накинула на нее хаик. Оделась сама.
– Теперь ступай вперед и открой дверь. Я запру эту за нами.
Старуха повиновалась, дрожа с головы до ног.
Мабрука на мгновенье остановилась на пороге и оглянулась. Одна из свечей упала. Пламя уже лизало волосы убитого. Мабрука вернулась и, нагнувшись, затушила огонь. Постояла немного, потом плюнула в лицо убитому, как плюнула утром на то место, где он перед тем стоял, и, низко надвинув на самые глаза свой хаик, неслышно притворила за собой дверь, заперла ее на ключ и скользнула вниз по темной лестнице.
Часть II
ТАЙНА ГОРОДА
(Прошло девятнадцать лет)
ГЛАВА I
– Который час? – спросили звонким молодым голосом с койки каюты второго класса парохода «Аврора», совершавшего рейсы между Сицилией и Северной Африкой.
Потом, сообразив, что он уже расстался со страной мягких согласных, заспанный пассажир повторил свой вопрос по-французски.
– Шесть часов, месье, – ответил проходивший мимо стюард.
– Земля уже видна?
– Да, месье.
Молодой сицилиец соскочил с койки. Четверть часа спустя он уже стоял на палубе, устремив взгляд на горизонт. Море было того теплого, лиловато-синего оттенка, который характерен для южных морей; Риккардо Бастиньяни тысячи раз видал его таким в Палермо в солнечные дни; знал и другие его оттенки – васильковый, бирюзовый, багряный при заходе солнца, в бурю – темно-пурпуровый, с зелеными пятнами цвета изумруда или хризопраза. И солнце, рассыпавшее по гребням волн тысячи сверкающих золотых, было для него такой же родной стихией, как вода – для лотоса, как воздух – для жаворонка. И все-таки в этом солнце и в этом море было что-то новое.