Прекрасная тьма
Шрифт:
Я открыл первую страницу. Не знаю, по чьей воле — то ли Лены, то ли самого блокнота — на странице медленно, одна за другой проявились буквы. То, что я прочитал, оказалось не очередным стихотворением и не текстом песни. Слов было немного, страницу покрывали странные рисунки, фигуры, спирали, как будто это каталог татуировок.
Внизу страницы был список:
что я помню
мать
итан
мэкон
охотник
огонь
ветер
дождь
склеп
я не похожа на себя
мне суждено убить
два тела
дождь
книга
кольцо
амулет
луна
Лена выхватила блокнот у меня из рук. На этой странице было еще несколько строчек, но я не успел их прочитать.
— Перестань!
— Что такое? — удивленно спросил я.
— Ничего, это очень личное! Ты не должен был это увидеть!
— Так почему же я все-таки увидел?
— Наверно, я неправильно произнесла заклинание Verbum Celatum. Тайное слово, — добавила она, растерянно посмотрев на меня с неожиданной нежностью. — Но это неважно. Я пыталась вспомнить ту ночь… ночь, когда Мэкон ушел.
— Умер, Эль. Ночь, когда Мэкон умер.
— Я знаю, что он умер! Конечно, умер! Просто мне не хочется говорить об этом!
— Думаю, у тебя депрессия. Это нормально.
— Что — это?
— Это следующая стадия.
— Я знаю, что твоя мама и мой дядя умерли! — в ярости закричала Лена. — Но у меня свои стадии проживания горя! Это не дневник, куда я записываю свои чувства. Я — не твой отец, и я — не ты, Итан! Мы не настолько похожи, насколько тебе кажется!
Мы давно не обменивались такими взглядами, возможно, вообще никогда. Это было поразительно: я вдруг понял, что с того момента, как я вошел в комнату, мы все время говорили вслух, ни разу не воспользовавшись кельтингом. Впервые я не знал, о чем думает Лена, а она не понимала, что чувствую я.
Но вскоре она поняла, сделала шаг мне навстречу и обняла меня, потому что я впервые заплакал при ней.
Вернувшись домой, я увидел, что свет не горит, но заходить все равно не стал. Я присел на крыльцо; в темноте метались светлячки. Мне хотелось побыть одному, никого не видеть. Откуда-то я точно знал, что Лена не услышит мои мысли. Когда сидишь один в темноте, сразу понятно, как огромен мир и как мы все далеки друг от друга. Кажется, что звезды так близко, будто можно протянуть руку и дотронуться до них, но это невозможно. Иногда кажется, что многое гораздо ближе, чем на самом деле. Я долго вглядывался в темноту и вдруг увидел, как что-то мелькнуло рядом со старым дубом во дворе перед домом. Пульс сразу участился: большинство жителей Гэтлина не запирают дверь на ночь, но я знаю множество существ, которых замок не остановит. Воздух едва заметно задрожал, как от волны жара. И тут я понял, что никто не пытается проникнуть в мой дом — просто кто-то решил сменить один дом на другой.
Люсиль, кошка Сестер, подошла к крыльцу, и в темноте загорелись голубые огоньки глаз.
— Я же говорил, что рано или поздно ты найдешь дорогу домой. Вот только ты домом ошиблась.
Люсиль склонила голову набок, словно прислушивалась.
— Знаешь, после этой выходки Сестры тебя навсегда посадят на поводок.
Люсиль посмотрела на меня таким взглядом, будто поняла каждое слово. Как будто она прекрасно осознавала последствия своего побега, но почему-то ей было необходимо уйти. Передо мной замельтешил светлячок, Люсиль спрыгнула со
6.12
ДЕВУШКА ИЗ МОИХ СНОВ
Темнота.
Я ничего не видел, но чувствовал, как воздух уходит из легких. Вокруг все было в дыму, я кашлял и задыхался.
«Итан!»
Я слышал ее голос, но он доносился откуда-то издалека. Воздух казался мне раскаленным, пахло пеплом и смертью.
«Итан, нет!»
У меня над головой сверкнул нож, раздался зловещий смех. Сэрафина. Я знал, что это она, хотя и не видел ее лица.
Нож разрезал кожу, вошел мне прямо в живот, и я вдруг понял, где нахожусь.
Я — в Гринбрайре, на крыше склепа, и скоро меня не станет. Я попытался закричать, но не смог выдавить ни звука. Сэрафина запрокинула голову и рассмеялась. Это она воткнула нож мне в живот. Я умирал, а она смеялась. Кровь текла ручьями: из ушей, из носа, изо рта. Ее ни с чем не спутаешь — соленая, с медным привкусом.
Легкие отяжелели, словно два мешка с цементом. В ушах так сильно шумело, что через некоторое время я перестал слышать ее голос, и меня наполнило знакомое ощущение потери. Зеленое и золотистое. Лимоны и розмарин. Родной запах пробивался сквозь запах крови, дыма и пепла. Лена.
Я всегда думал, что не смогу без нее жить. Что ж, теперь мне и не придется.
— Итан Уот! Почему я до сих пор не слышу шума воды в душе?
Я проснулся весь в поту и подскочил на кровати. Засунул руку под футболку и пробежал пальцами по коже. Крови не было, но чувствительность в том месте, где во сне в меня вошел нож, повысилась.
Я стянул футболку и уставился на ломаную розовую линию. По низу живота тянулся длинный шрам, похожий на след от колотой раны. Он появился ниоткуда, от раны, нанесенной мне во сне.
С той единственной разницей, что он был настоящим и болел. Такие сны не снились мне с дня рождения Лены, почему же они вдруг вернулись? Когда-то для меня было обычным делом просыпаться и обнаруживать, что простыни испачканы в грязи или что я надышался дыма, но я впервые проснулся от боли. Я попытался стряхнуть с себя это ощущение, повторяя, что этого на самом деле не произошло, но живот все равно сводило. С тоской взглянув в открытое окно, я подумал, как было бы здорово, если бы Мэкон украл окончание этого сна! Мне хотелось, чтобы он оказался рядом, и не только по этой причине.
Я закрыл глаза, попытался сосредоточиться и позвать Лену, хотя прекрасно знал, что ничего не выйдет. В последнее время она постоянно отгораживалась от меня.
Снизу донесся голос Эммы:
— Если ты вознамерился опоздать на последний экзамен, будешь сидеть на сладких кукурузных лепешках в своей комнате все лето! Даю слово!
С тех пор как Люсиль Бэлл неожиданно нарисовалась на моем крыльце, каждое утро она сидела на кровати и смотрела на меня. Я отнес ее бабушке Мерси, но на следующий день она появилась на пороге нашего дома. После этого бабушка Пру убедила сестер, что Люсиль дезертировала, и кошка переехала жить к нам. Меня удивило, что Эмма согласилась впустить Люсиль в дом, но у нее на то были свои причины.