Прекрасней всех на свете

«Для чего Богу так много людей?...»

Этот вопрос я задавал себе с самого детства, еще когда мой отец, безмерно преданный служитель церкви, рассказывал о том, как прекрасен наш мир, созданный великой Богиней, про мою особую роль в нем, и как важно быть настоящим гражданином. Слушал я его с большим упоением, но при этом спросить о чем-либо, что меня интересовало, было весьма сложно. Иногдадаже страшно. Я знал, он не особо любил, когда его перебивают и сбивают с мысли, да и отвечал он, как правило, довольно скупо, либо в духе «..ты задал очень хороший и правильный вопрос сынок, посмотрим

что говориться об этом в священных писаниях…». Его ценность ограничивалась лишь кротким цитированием предмета своей веры. Пожалуй, сейчас я уже не виню его за это. Скорее отношусь с пониманием к желанию донести до меня то, чем он был доверху, почти под завязку, переполнен сам. И что делал он это без оглядки на мой возраст, мое простое желание поговорить с ним «по душам».

Мое имя Дэвид. Я родился в 134 году после окончания второй, на данный момент последней волны преобразования. Многие, по-тихому, называют ее войной, наверное, потому, что так принято среди живущих в нищих кварталах или же просто им так нравится. В любом случае эта война уже ничего не разрушала, в отличии от первой, той, что закончилась полувеком раньше. Эта же, лишь вытягивала деньги и душу из всего, к чему прикасалась.

Отец, Гектор Коул, усердно стремился сделать меня проповедником в церкви. Наверное, столько, сколько я себя помню. Это была основная цель его скучной жизни. По крайней мере, он сам, не раз, прямо говорил мне об этом. Я ему верю. Отчасти из-за того, что он был лишь клириком и чтецом, ему страстно хотелось гордиться своим единственным сыном. Видеть меня в почитаемых кругах церкви, которой он посвятил всю свою жизнь. Будучи первым ребенком в семье, его судьба была определена непостижимой для меня традицией – отдавать первенца для работы в Храме, вложить в него весь потенциал семьи и уготовить достойное, по мнению родителей, будущее.

Меня настигла та же участь. Как-никак, других детей у отца не было вовсе. К сожалению, противостоять его воле физически сложно, почти так же сложно, как вырваться из цепей на вершине скалы и, спустившись вниз, попытаться выжить среди тех, кто тебя приковал к ней. Так что говорить о каком-либо выборе не приходилось.

Карьера у меня началась, прямо сказать, не так бурно как у большинства моих знакомых, и это весьма заметно отразилось на состоянии папы. Он как будто по заранее заложенному сценарию, буквально за считанные дни изменился на моих глазах, резко постарел, стал меньше разговаривать и смотреть мне в глаза. Думаю, это из-за пройденных, а вернее недавно проваленных распределительных тестов, которые фиксировали во мне не самые лучшие качества с точки зрения Церкви.

Признаться, я всегда разговаривал с преподобными учителями и викариями на разных языках. Все они считали, что авторитетный статус дает им твердое право на изложение окончательной истины абсолютно на любую тему, а я же видел в их замысловатых званиях и ученых степенях не более чем коллективные псевдонимы. Все, что помню из своего квалификационного отчета - это упоминание слов «саморазрушение», «риск», «исправление» и что-то еще в этом духе. Но, ничего не поделаешь, обучение в церковной академии завершено, и сегодня настал тот самый день, когда у меня появилась первая официальная работа!

Так было заведено в моем мире, а точнее его остатках в виде огромного города под названием Эос или, как его еще гордо называют, «Эстерлэнд», что при устройстве на любую, даже самую затхлую работу необходимы всего два документа - рекомендация от родителей, тех что живы,и специального формуляра от члена Совета Церкви, который занимался анализом квалификации.

Сложно себе представить что-то более безрадостное и полное бессильного отчаяния, чем разглядывать чей-то отчет о самом себе и своих способностях. По мнению Гектора – моего раздосадованного отца, все что можно было сделать в

данном плачевном положении, это хоть как-то примкнуть к «священному делу». Пусть и начав с работы на церковной фабрике.

В Эосе, под словом «работа» воспринималась не чья-то обязанность или долг перед обществом, нет, тут это скорее жажда, почти неутолимая, священная для большинства. Мой город - оазис на пустынной Земле, последнее пристанище человеческого рода. Его прекрасная Хозяйка, посреди пустыни, манит к себе всех, кто готов строить с ней новый мир. Ее мир. Ее храм. Здесь люди ублажают свою жажду и страсть, насыщаются и вдохновляются всем, что готовы урвать глазами и руками, в итоге растворяясь в блаженном единстве. Именно им, они расплачиваются с ненасытной Владычицей.

Быть церемониальным сборщиком трупов, на самом деле, довольно сложно. И я говорю не про ответственность за обработку, перемещение и приведение в надлежащий вид тел, перед их переработкой на фабрике. Мне придется, с бесстрастным выражением лица, в течение долгих часов и в любую погоду, забирать у людей тех, кого они только что лишились. Не замечая их уступчивые взгляды, я буду упаковывать неразложившиеся трупы для скорейшей консервации драгоценной крови, так нужной нашей цивилизации.

И вот, в безуспешных попытках не вдаваться в подробности и не думать о всяких мелочах, начался мой первый рабочий день.

– Видишь тот ржавый люк? Убери с лица блаженную улыбку и подвинь его в сторону? Он будет мешать, если мы найдем там кого-то – недовольно стиснув зубы, сказал мой напарник, рассматривая что-то в окне соседского дома.

Надо сказать, будучи старшим инспектором по сборке трупов, назначенный мне наставник сделал многое, чтобы не пойти дальше по карьерной лестнице. Я слышал о нем еще в академии. Работая почти тридцать лет на фабрику «РэдКрафт», принадлежащую священной Церкви и имея весьма пристойную квалификацию, он с изрядной долей упорства не желал переходить на работу почище. Со стороны можно было подумать, что он просто любит ее и не хочет с ней расставаться. Возможно, кто-то бы подумал, что он привык к такой жизни. Но это вовсе не так. Он регулярно нарушал дисциплину, открыто выражал неуважение к устоявшимся нормам, один раз даже дал по морде какому-то нагловатому санитару. Его имя Даглас Хьюз, но все его называли Даг, и он ненавидел то, чем занимался всю свою жизнь. Я понял это по одному лишь взгляду - тяжелому, полному сдержанной боли и безнадеги.

Наша задача на сегодня - проверить всю улицу, в том числе канализацию на наличие трупов.

Подняв люк коллектора, в мое лицо устремился белый пар, даруя местные, откровенно не самые приятные запахи. Эта вонь…, она просто выворачивала наизнанку, словно ждала меня, чтобы «осчастливить» своим ароматом. Поторопившись оттащить люк к обочине дороги и возвратившись обратно, я услышал приглушенный топот фирменных желтых сапог Дагласа, уверенно и быстро спускавшегося в коллектор по металлической лестнице. Решив не отставать, я отправился вслед за ним.

Мы медленно шли по узкому коридору отсыревшего тоннеля, осматривая старые кирпичные стены, пережившие «первую волну». Вокруг было тесно и невыносимо жарко. Я безуспешно пытался уворачиваться от раскаленных труб, которые то и дело ошпаривали мне локти и плечи. Идущий впереди Даглас, своей широкой спиной и сияющей лысиной закрывал весь тусклый свет от лампы, висящей где-то вдалеке. В руках он держал небольшую фомку, которой бережно постукивал по одной из труб, проложенных вдоль стены. Он словно хотел сыграть на ней знакомую только ему мелодию. В моей руке был небольшой фонарик, который я из любопытства пытался направлять по сторонам, но все же чаще светил себе под ноги, чтобы не споткнуться обо что-то или не раздавить очередную крысу. Здесь их оказалось намного больше, чем я ожидал.