Прекрасное чудовище
Шрифт:
– Почему? Не поймите меня неправильно, я с самого начала был против этой вашей безумной идеи, но…
– Я влюблен в нее, Гвидо.
Он смотрит на меня. — И ты отпускаешь ее? Это бессмысленно.–
– Ты знаешь . . . когда я был ребенком, я любил играть за маминым домом и ловить бабочек. Вокруг роз всегда порхал белый южный адмирал. Я пытался запечатлеть его несколько дней, абсолютно зациклившись на этой бедняжке, потому что хотел заполучить ее себе. Я часами проводил рядом с колючим цветочным кустом, делая все возможное, чтобы поймать существо, но
— Даже тогда решительный сукин сын. Гвидо фыркает.
– Он умер на следующий день. Может быть, я слишком сильно сжал его, когда поймал, или он просто не смог жить в чертовой банке. Когда я пошел за дом искать еще одного, его не было. Больше я никогда не видел там другого адмирала. Я наклоняю голову к небу и закрываю глаза. – Василиса напоминает мне ту бабочку. Я не могу заставить ее остаться со мной. Я думал, что смогу, но это было бы неправильно. Завтра вечером она возвращается в Чикаго.
– Завтра?–
— Пока Калоджеро планирует возмездие, я не могу рисковать подвергать ее жизнь опасности. Однажды я чуть не убил ее. Второго раза не будет.
– Какого черта ты несешь?–
— Ты веришь в судьбу, Гвидо?
– Судьба? Типа дерьма, которое должно было случиться? Он поднимает бровь. – Конечно, нет. Это просто чепуха для суеверных идиотов.
– Может быть. Возможно, нет. Помните мою последнюю работу у албанцев?–
– Как будто я когда-нибудь смогу забыть. Мне сказали, что ты, вероятно, не выживешь. Тот мясник, к которому тебя отвезли, едва сумел тебя сшить. Я надеюсь, что этот ребенок выжил, потому что ты чуть не погиб, играя героя.
– Она выжила. Я киваю. – Сейчас она спит наверху, в моей кровати.
Лицо моего брата бледнеет. Он падает на шезлонг и в шоке смотрит на меня. – Это . . . невозможно.–
– Ага. У судьбы странное чувство юмора.
— Василиса знает?
– Нет.–
– Ты должен сказать ей. Вы спасли ей жизнь. Чуть не умер из-за нее. Используйте любые средства, которые есть в вашем распоряжении, чтобы удержать ее. Даже Петров не стал бы возражать против ваших отношений. Вы знаете, как серьезно россияне относятся к долгу жизни.
– И она была привязана ко мне из-за какого-то чувства долга?–
– Почему это имеет значение? Вы ее любите. И ты хочешь, чтобы она была с тобой.
— Я думал, тебе не понравился мой маленький хакер.
Гвидо отводит взгляд. – То, как ты вел себя с тех пор, как она приехала сюда. . . Заставлять ее носить твою одежду, набирать посох, оставлять ей чертовы любовные записки по всему дому…
– Рисунки– , — отмечаю я. – Не любовные записки.
– Пожалуйста. Я не припомню, чтобы за последнее десятилетие видел тебя с чертовой ручкой. А ваш помощник назначал – свидания– для ваших встреч и дольше.
Я улыбаюсь. – Может быть, это все-таки любовные записки.
– И это!– Он показывает на меня пальцем. – Эта дурацкая ухмылка. Вы носили его уже несколько недель. Наши люди
– Почему?–
— Потому что у тебя ровно два выражения лица, Рафаэль — взволнованное и разъяренное. Ты никогда не улыбаешься.
– Люди меняются.–
– Да.– Он вздыхает и смотрит в сторону горизонта. – Против всего мира всегда были только ты и я. Я злился на нее, потому что боялся, что она тебя убьет. Я все еще есть. Петров взорвется, если вы скажете ему, что держите его дочь в заложниках.
– Вероятно. Я уверен, что он пошлет кого-нибудь пустить мне пулю между глаз, как только узнает. Я просто надеюсь, что это не Белов.
– Ага. Василиса никогда не простит тебе убийства ее драгоценного сумасшедшего дяди.
– Я знаю.–
— Не отпускай ее, Рафаэль. Заставь ее остаться. Предложите ей что-нибудь взамен.
– К сожалению, некоторые вещи можно получить только бесплатно. Я встаю и смотрю на брата. – Я отпускаю ее, потому что ей нужно сделать свой собственный выбор. Может быть, она решит вернуться ко мне. Возможно, нет. Но даже если она не вернется, она всегда будет моей и ничьей больше. Я позабочусь об этом.
Глава 17
— Мне просто обожаю, как он делает вкус лайма менее кислым, — бормочу я, прежде чем слизывать соль с руки и выпивать стопку текилы, затем подношу ломтик цитруса ко рту и сосу.
Сияние чайной свечи в центре стола отражается в глазах Рафаэля, пока он смотрит на меня, создавая впечатление, будто его радужная оболочка горит. Он поднимает стакан с виски и делает небольшой глоток. Он все еще работает над своей первой рюмкой, а я уже выпил как минимум четыре. Или, может быть, это было пять?
Рафаэль сказал, что самолет в Чикаго вылетит через несколько часов, поэтому я не понимаю, почему он настоял на том, чтобы мы пришли сегодня вечером в этот клуб. Но я не жалуюсь. Музыка потрясающая, а напитки еще круче. Я чертовски нервничал весь день, ломая голову над возможными историями, которые мы могли бы рассказать отцу о моем отсутствии. Текила позволила мне придумать варианты, которые я раньше не рассматривал, и это заставляет меня думать, что мы определенно сможем осуществить это.
Это также заставляет меня желать, чтобы всех этих людей вокруг нас не было здесь. Я наклоняюсь и глубоко вдыхаю запах Рафаэля. Боже, он такой вкусный.
– Вам стоит попробовать это с апельсином– , — говорит он, подзывая официанта рукой. – Это придает немного другой вкус.
– Ты знаешь . . . если бы я не знал, я бы подумал, что ты пытаешься меня напоить. Я ухмыляюсь, затем хватаю его за рубашку на груди, потому что комната начала вращаться. Могут ли клубы вращаться?
— И зачем мне это делать, Веспетта? Рука Рафаэля обнимает меня за спину, притягивая ближе.