Прекрасное далеко
Шрифт:
Ладно, сначала — титульный лист. Потом — стихи. Мистер Уильям Йейтс, «Роза битвы».
— «Роза всех роз, роза всего мира, — читаю я вслух. — Ты тоже явилась оттуда, где бурлят туманные потоки у причалов печали, и слышен звон колокола, зовущего нас, далекая нежная роза».
Похоже, стихи неплохие, насколько я понимаю, — они не вызывают у меня зубной боли, и я решаю, что именно это и прочту на бале-маскараде.
На соседней странице — иллюстрация. Я, должно быть, раз десять уже смотрела на нее, не видя по-настоящему: это незатейливое изображение какой-то
Я быстро перелистываю страницы, ищу еще иллюстрации. Снова нахожу изображение башни и гадаю, не может ли это быть та самая башня, что когда-то венчала восточное крыло? Листаю дальше — и вижу картинку с горгульей, под ней подпись: «Стражи ночи». На другом рисунке — бодрый маг, весьма похожий на доктора Ван Риппля; он прячет в коробку яйцо, а на следующем рисунке показано, что яйцо исчезло. Подпись: «Исчезающий предмет».
Рисунки, насколько я понимаю, никак не связаны с текстом. Впечатление такое, словно они существуют полностью сами по себе, представляя что-то вроде шифра. Но зачем? Для кого?
В большом холле появляется кипящая негодованием мисс Мак-Клити.
— Мисс Дойл, я не стану терпеть столь вопиющего отсутствия дисциплины и спортивного духа. Если вы не желаете играть, вы можете сидеть у площадки и подбадривать ваших подруг!
— Они мне не подруги, — отвечаю я, переворачивая страницу.
— Они могли бы ими стать, если бы не ваше столь избыточное стремление оставаться одной в целом мире.
Просто стыд, что у мисс Мак-Клити нет в руках винтовки, потому что выстрел она сделала безупречный.
— Я устала от игры, — лгу я.
— Нет, вы устали от правил. Похоже, это вошло у вас в привычку.
Я переворачиваю следующую страницу.
Мисс Мак-Клити делает шаг вперед.
— Что же это вы читаете, что захватило ваше внимание так, что вы считаете возможным игнорировать меня?
— «Историю тайных обществ» мисс Вильгельмины Вьятт.
Я смотрю прямо в глаза мисс Мак-Клити.
— Вам знакома эта книга?
Она бледнеет.
— Нет. Не могу сказать, что знакома.
— Но вы же купили экземпляр в книжной лавке «Золотой рассвет», на Рождество.
— Вы за мной шпионили, мисс Дойл?
— А почему бы и нет? Вы же шпионите за мной.
— Я за вами присматриваю, — поправляет меня она, и я ненавижу ее и за эту ложь, и за все остальное.
— Я думала, вы знали Вильгельмину Вьятт, — говорю я.
Мисс Мак-Клити срывает с рук перчатки и бросает на стол.
— Сказать вам, что именно я знаю о Вильгельмине Вьятт? Она была позором Ордена, она опозорила память Евгении Спенс. Она была лгуньей. Воровкой. Грязной наркоманкой. Я пыталась помочь ей, а она потом, — Мак-Клити стучит пальцем по книге, — сочинила вот эту ложь и
— И зачем бы ей это делать?
— Затем, что она была злобной особой, без чести. А ее книга, мисс Дойл, — не более чем пустая болтовня. Нет, она куда опаснее, чем пустая болтовня, потому что в ней заключен вероломный обман, искажение правды, эта книга написана предательницей, готовой торговать вразнос высокими тайнами.
Она шумно захлопывает книгу и, вырвав ее из моих рук, несется прямиком в кухню. Я бегу за ней.
— Что вы делаете? — в ужасе кричу я.
— Устраиваю ей соответствующие похороны.
— Погодите…
Но прежде чем я успеваю ее остановить, мисс Мак-Клити швыряет «Историю тайных обществ» в огонь и захлопывает дверцу печи. Меня охватывает искушение рассказать ей все, что знаю, — что я видела Евгению Спенс, что эта книга может ее спасти… но Евгения предупреждала, что надо быть осторожной, а насколько я знаю, мисс Мак-Клити принадлежит как раз к тем, кому доверять нельзя. И я только и могу, что стоять и смотреть, как сгорают наши надежды.
— Она стоит четыре шиллинга, — хрипло произношу я.
— Это вам урок на будущее, чтобы вы тратили деньги более рассудительно, — вздыхает мисс Мак-Клити. — В самом деле, мисс Дойл, вы испытываете мое терпение.
Я могла бы сказать ей многое, но вряд ли сейчас подходящий момент. И тут мне приходит в голову новая мысль.
— Вы сказали «была», — говорю я после паузы.
— Что?
— Вы сказали, что Вильгельмина была наркоманкой и лгуньей, предательницей. Вы думаете, она могла умереть? — пускаю я пробный шар.
Лицо мисс Мак-Клити бледнеет.
— Я не знаю, жива она или нет, но, учитывая ее состояние, даже представить не могу, чтобы она протянула так долго. Подобная жизнь приводит к дурному концу очень быстро, — говорит она, волнуясь. — А в будущем, если вам захочется узнать что-то об Ордене, вам достаточно задать вопрос мне.
— И вы скажете то, что считаете нужным? — говорю я, поддразнивая ее.
— Мисс Дойл, вы слышите только то, во что вам хочется верить, независимо от того, правда это или нет. Но ко мне это не имеет никакого отношения.
Она потирает виски.
— А теперь идите к остальным. Разговор окончен.
Я вылетаю из кухни, проклиная мисс Мак-Клити себе под нос. Девушки уже входят в школу. Щеки разгорелись, от девушек слегка пахнет потом, но они возбужденно хихикают, игра пробудила в них дух соперничества. Нам редко позволяется свободно проявлять свою натуру, хотя склонность к соревнованию сильна в нас точно так же, как в мужчинах. Сесили, увидев меня, вскидывает голову. Она и ее приспешницы одаряют меня уничтожающими взглядами и, видимо, полагают, что это должно быть расценено как оскорбление. Я насмешливо прикладываю руку к сердцу и вздыхаю, и, снова обиженные, они проходят мимо, нервно перешептываясь.