Прекрасные господа из Буа-Доре
Шрифт:
Но перед тем, как открыть эти принадлежавшие сеньору комнаты, от которых у него были ключи, маркиз заколебался.
Если замок служил кому-либо убежищем, и этот кто-то находился здесь, то, застигнутый в месте отдыха, он станет обороняться, не дожидаясь объяснений. Так что этот осмотр требовал некоторой осторожности. Маркиз не верил в привидения и тем менее боялся живых, так как не шел к ним с дурными намерениями. Если там прятался какой-то несчастный, кем бы он ни был, маркиз решил оставить его в покое и не выдавать тайну,
Но первый испуг скрывающегося мог оказаться опасным. Маркиз не произвел почти никакого шума, входя и поднимаясь, поскольку ничто не шелохнулось. Он должен был, насколько возможно, узнать правду, не позволив ни увидеть, ни услышать себя, или, по крайней мере, не показываясь внезапно.
С этой целью он вошел в комнату без двери, где царила самая глубокая тьма, поскольку все окна были забиты досками или заткнуты соломой. Пол был покрыт слоем пыли и измельченного цемента такой толщины, что он гасил шаги, словно зола.
Буа-Доре долго шел, едва видя, куда направляется. Он закрыл свой фонарь, не защищенный ни стеклом, ни рогом, но лишь полуцилиндром из кованой стали, в котором были пробиты маленькие отверстия, по обычаю этого края. Он осмелился снова открыть его, лишь достигнув конца этого огромного помещения, и вполне убедившись, что находится в совершенно спокойном и безмолвном месте.
Тогда он поставил свой светильник на пол перед собой и отступил в большой камин, находившийся рядом с ним.
Там его глаза постепенно привыкли к столь слабому свету в таком обширном пространстве, и маркиз смог различить зал, тянувшийся во всю длину замка.
Он оглядел камин, в котором стоял. Как и все остальное, он был высечен из белого камня, и угловой цоколь, входящий в кладку основания, казался вытесанным накануне, такими свежими были выступы камня; двойной багет рамы был без каких-либо выемок или пятен, как и чистый гербовый щит, венчавший колпак. На самой трубе и в неоштукатуренном очаге не было следов огня, дыма или золы. Неоконченное сооружение никогда не использовалось, это было очевидно. Никто никогда не занимал прежде и теперь эту холодную пустынную комнату.
Убедившись в этом, маркиз осмелился пойти посмотреть вблизи, почему этот огромный неф на половине своей глубины пересекается идущим поперек барьером из досок высотой по грудь. Оказавшись там, он увидел провал. Пол обвалился или был полностью разобран, так же, как и на нижних этажах, во всей этой половине здания, возможно, для того, чтобы удобнее было убирать хлеб.
Взгляд проникал в темное помещение, казавшееся большим, как церковь.
Буа-Доре находился там уже несколько минут, пытаясь составить представление об ансамбле, когда из глубин, которые тщетно исследовал его взгляд, к нему поднялся какой-то стон.
Он вздрогнул, закрыл и спрятал за досками фонарь, затаил дыхание и навострил уши, несколько тугие и способные обмануться в природе
Не была ли это дверь, ставень, раскачиваемый ветром? Он не прождал и трех минут, как та же жалоба, еще более отчетливая, повторилась, и в то же время ему почудилось, что слабый луч света, исходивший из глубины провала, осветил дно здания, по отношению к нему представлявшее буквально пропасть.
Он встал на колени, чтобы его не увидели, и посмотрел сквозь доски, служившие перилами.
Свет быстро прибавлялся и вскоре сделался достаточно ярким для того, чтобы увидеть или, скорее, угадать в неясной путанице тени и света глубину зала первого этажа, такого же большого, как тот, в котором он находился, но который до того, как обрушились промежуточные этажи, должен был намного больше возвышаться, насколько он мог судить об этом по началу стрелок свода, опиравшихся на консоли, украшенные изображениями животных и фантастических персонажей, большими и сильнее выступающими, чем те, что он уже видел на лестнице.
Вместо всякой обстановки виднелись несколько куч сухого фуража и половицы, стоявшие в глубине в виде загородки, вместе с остатками яслей. Этот нижний этаж долгое время служил стойлом для быков. Среди половиц можно было заметить остатки ярем и сошников. Затем все снова погрузилось во мрак, и свет, поднимаясь, озарил кусок стены, образовывавшей щипец здания, который маркиз видел перед собой на расстоянии сорока футов.
Этот свет, то красноватый, то бледный, шел от невидимого очага, расположенного под сводом нижнего этажа, то есть в неразрушенной части, соответствующей той, откуда маркиз наблюдал эту сумрачную и зыбкую картину.
Вдруг под этим сводом раздался шум дверей, шагов и голосов, и путаница беспокойно движущихся теней, то огромных, то приземистых, обрисовалась на большой стене самым причудливым образом, словно множество людей ходили взад и вперед перед большим очагом.
«Вот это довольно забавная игра в прятки, — подумал маркиз, — и нельзя отрицать, что замок полон блуждающих и говорящих теней. Узнаем, о чем они говорят».
Он послушал; но, среди неясного шума слов, пения, стонов и смеха не смог уловить ни одной фразы, ни даже слова.
Невероятная гулкость свода, отражавшего звуки, как тени, на противоположную стену, смешивала все голоса в один, все обращая в невнятный шорох.
Маркиз не был глухим, но у него была присущая старикам чувствительность слуха: они очень хорошо слышат диапазон умеренных звуков и отчетливо произнесенных слов, но шум, смесь голосов беспокоит и задевает без результата.
Он улавливал лишь модуляции голоса и ничего больше; то грубого и хриплого, казалось, что-то рассказывавшего, то напевающего песню, внезапно прерывавшуюся угрожающими звуками, а затем чистый голос словно насмехался и передразнивал остальных, вызывая бурю неудержимого смеха.