Прекрасные создания
Шрифт:
— Мне нравится твоя идея. Мы будем вместе столько, сколько сможем. Пока...
Лена замолчала, но я знал, о чем она подумала.
— Мы отделаемся от этого проклятия. Я обещаю тебе.
Она кивнула без особого энтузиазма и уютно устроилась в моих руках. Я почувствовал успокоение, растекающееся по нашим телам.
— Понимаешь, Итан, мне сегодня не хочется думать о плохом.
Она игриво толкнула меня.
— Да? А о чем тебе хочется думать?
— О снеговиках. Я никогда не лепила снеговиков.
— Правда? Ты же жила в Виргинии. Там все
— Я провела в Виргинии только несколько месяцев. И мы не дожили до первого снега.
Через час, слепив перед крыльцом большого снеговика, мы, мокрые и замерзшие, сидели за кухонным столом. Эмма ушла в «Стой-стяни», поэтому мы пили горячий шоколад моего собственного приготовления.
— Я не уверена, что твой рецепт правильный. Обычно у шоколада другой вкус.
Лена дразнила меня, потому что мой «рецепт» состоял в том, что я поставил чашку с молоком в микроволновую печь и навалил туда куски шоколадной плитки. Варево получилось коричнево-белым и с комками. Но лично мне вкус нравился.
— Да? Откуда ты знаешь? «Эй, Кухня! Горячий шоколад, пожалуйста».
Я попытался сымитировать ее голос, но выдавил из себя лишь хриплый фальцет. Она засмеялась. С момента нашей размолвки прошло только несколько дней, а я уже успел соскучиться по ее улыбке. Хотя я скучал о ней сразу же — через пару минут.
— Кстати, о Кухне. Мне пора уходить. Я сказала дяде, что пойду в библиотеку, а она закрывается в девять часов.
Я перетащил ее к себе на колени. Не прикасаясь к ней, я не мог прожить ни секунды. И теперь я находил любые поводы, чтобы пощекотать ее, потрогать волосы, руки, колени. Нас непреодолимо тянуло друг к другу. Она прижалась к моей груди, и мы сидели молча, пока над нами, на втором этаже, не послышались шаги. Лена соскочила с моих колен, как испуганная кошка.
— Не волнуйся, это мой отец. Он пошел в душ. Теперь он почти не выходит из своего кабинета.
— Так и живет затворником?
Она сжала мою ладонь. Мы оба понимали, что это риторический вопрос.
— Мой отец не был таким, пока не умерла мама. Похоже, он сошел с ума от горя.
Ей не требовались объяснения. Она читала многие из моих мыслей: о смерти мамы; о том, что мы перестали готовить жареные томаты; что потерялись части игрушечного города; что в городе не стало человека, способного противостоять миссис Линкольн. О том, что мир уже не будет прежним.
— Мне очень жаль.
— Я знаю.
— Ты поэтому ходил в библиотеку? Чтобы пообщаться с мамой?
Я кивнул и, взглянув на Лену, вытащил из кармана и положил на стол свежую веточку розмарина.
— Иди за мной. Я хочу тебе что-то показать.
Встав из-за стола и взявшись за руки, мы на цыпочках прошли по старым деревянным половицам. Я остановился перед дверью кабинета и посмотрел на лестницу, которая вела к спальням. Судя по звукам, отец еще не включил душ. У нас была куча времени. Я несколько раз покрутил дверную ручку.
— Дверь закрыта, — прошептала Лена. — Нужен ключ.
— Подожди. Смотри,
Мы молча стояли, глядя на дверь. Я понимал, как глупо это выглядело. Наверное, у Лены возникло такое же ощущение, потому что она начала хихикать. И когда я сам был готов рассмеяться, послышался щелчок замка. Лена перестала смеяться.
«Это не колдовство. Иначе я бы почувствовала».
«Мне кажется, нас приглашают войти».
Я отступил назад, и замок закрылся. Лена подняла руку, собираясь применить свои чары, но я жестом остановил ее.
— Подожди. Я должен сделать это сам.
Как только мои пальцы прикоснулись к дверной ручке, раздался щелчок и дверь снова открылась. Впервые за многие годы я переступил порог кабинета. Темнота была пугающей. Над выцветшей софой по-прежнему висела картина, закрытая простыней. На старом резном столе, стоявшем у окна, лежали страницы последнего романа. Они были повсюду: на ноутбуке, на стульях, даже на персидском ковре, который закрывал часть пола.
— Не трогай ничего. Он узнает.
Лена присела на корточки и посмотрела на ближайшую стопку бумаг. Потом приподняла одну из страниц и повернулась к настольной лампе.
— Итан?
— Не включай свет. Я не хочу, чтобы он застукал нас здесь. Отец убьет меня, если узнает, что мы входили в его кабинет. Для него эта книга бесценна.
Она молча передала мне листок. Я взял его. Он был исписан каракулями. Не словами, а просто бессмысленными завитушками. Я схватил несколько страниц, лежавших на столе. На них тоже были зубчатые линии, закорючки и овалы. Я поднял одну из страниц, устилавших пол, и недоуменно посмотрел на аккуратные ряды спиралей и кругов. Мой взгляд скользил по белым листам, разложенным на стульях и столе. Каракули и закорючки. Страница за страницей. Ни одного написанного слова!
И тогда я все понял. Книга существовала лишь в воображении отца. Он утратил свой писательский дар. И он не стал вампиром. Мой отец сошел с ума.
Я опустился на четвереньки. Меня начало поташнивать. В глазах помутилось от слез. Как я раньше не догадался об этом? Лена потерла мне спину руками.
«Не расстраивайся. У твоего папы сейчас очень трудный период. Он справится с горем и вернется к тебе».
«Не вернется. Он утонул в своем безумии. Сначала мама ушла, а теперь я потерял и его».
Неужели все это время отец просто избегал меня и других людей? Какой смысл спать весь день и сидеть по ночам за столом, если ты не пишешь величайший в мире роман? Если ты рисуешь ряды каракуль и закорючек? Чтобы таким образом отвязаться от своего сына? Интересно, знала ли Эмма о его «писательской работе»? Неужели в нашем доме только я единственный верил в этот обман?
«Не терзай себя. Ты ни в чем не виноват».
И тут мое самообладание дало трещину. В приступе злости я сбросил ноутбук со стола и начал расшвыривать бумаги. На пол полетели медная лампа и простыня, которой была завешана картина. Большой портрет рухнул вниз, сбив книжную полку. Книги рассыпались по ковру.