Прекрасный маленький городок
Шрифт:
– Я бросил её.
– Ты ничего не мог поделать, поэтому постарайся забыть об этом. Но вот что я хочу тебе сказать: двадцать лет назад оттуда сбежала женщина. Она отправилась в полицию Аспена, рассказала им всё, что с ними произошло, как жители пытали и убили её мужа. И знаешь, что случилось?
Старик ткнул длинным, грязным пальцем в плечо Рона.
– Она умерла в тюрьме четыре года назад. Её обвинили в накачивании наркотиками мужа и поджигании его в собственной машине во время отпуска в мирном городке Лон Кон. Ты не
– Я так не могу.
– У тебя нет другого выбора.
Рон открывает дверь и вылазит из огромного грузовика.
Когда он поворачивается, чтобы закрыть дверь, старик перегибается через сиденье и сам её захлопывает.
Шипованные шины грузовика пронзительно взвизгивают, и он с рёвом уезжает со стоянки больницы.
– 37-
Рон снова стоит на углу Мэйн-стрит и Третьей улицы.
Он сжимает руку жены и говорит:
– Я зайду сюда на минутку.
– А я пока схожу в ту кофейню. Зайдёшь потом за мной?
Как хорошо скрыться от августовской жары в прохладном театре! Если верить дощечке рядом с входными дверями, этому зданию уже сто пятьдесят два года.
Рон проходит вестибюль, минует арку и на ватных ногах поднимается два пролёта по лестнице.
Он сомневается, что занял то же самое место, что и той жуткой ночью, но вид с балкона открывается точно такой же, как и в кошмарах, что до сих пор терзают его по ночам.
Внизу из-под балкона появляется уборщик и толкает перед собой ведро со шваброй по центральному проходу.
– 38-
– Простите, сэр?
Уборщик поднимает глаза от ведра.
– Вам нельзя здесь находиться, - говорит он.
– Двери были не заперты.
Когда Рон подходит к сцене, взгляд уборщика падает на то, что осталось от левой руки Рона - всё, кроме большого пальца, пришлось удалить из-за обморожения.
Рон отмечает, что уборщик - низенький и жилистый мужчина лет семидесяти.
– Сколько вы уже тут живёте, сэр?
– спрашивает он.
– В следующем месяце будет сорок пять лет.
– Да ну!
– Слушайте, мне нужно закончить работу.
– Я могу попросить вас об одной маленькой услуге?
– Какой?
У Рона бешено колотится сердце под гавайской рубашкой, а во рту пересохло.
– Я хочу увидеть золотого медведя.
– О чём вы, чёрт побери, ...?
– Бронзовый медведь, которого вы выносите в каждое зимнее солнцестояние.
Уборщик улыбается, качает головой и опирается
– Так вы один из тех людей, да?
– Каких людей?
– Раз или два в год находится какой-нибудь чудак, который приезжает и спрашивает о праздновании зимнего солнцестояния, а этот городок...
– Я не спрашиваю о нём, и я не чудак. Я был здесь, сэр. Двадцать девять лет назад. Двадцать второго декабря в 12:04 пополуночи.
– Вы, наверно, оши...
– Я смотрел с балкона, как вы поджариваете мою жену внутри огромного медведя.
На мгновение в здании стало так тихо, что Рон слышал шум проезжающих снаружи по Мэйн-стрит машин. Уборщик смотрел на Рона со смесью ужаса и гнева.
– Я пришёл сюда не для того, чтобы навредить кому-то..., - начал Рон.
– Я вам уже сказал. Я не понимаю, о чём вы говорите.
– Я думаю, вы...
– И мне нужно работать.
Уборщик разворачивается к Рону спиной и толкает ведро к правому проходу, где во снах Рона всегда стоят в линию палачи в белых масках.
– 39-
Он медленно бредёт по тротуару через толпы туристов, и, пройдя всего полквартала, обливается потом.
Водопад уже высох. Небо, такое чистое и голубое в те далёкие годы, когда они с Джессикой впервые сюда приехали, теперь было бледным и грязно-серым.
Мэйн-стрит была такой же, только вместо двух полос движения теперь тут появились четыре, чтобы вместить все автомобили. На каждом перекрёстке стояли светофоры и автоматические регулируемые пешеходные переходы.
Часть старых зданий снесли, но большинство из них остались стоять, загороженные пяти- и шестиэтажными многоквартирными домами.
Знак «Добро пожаловать в Лон Кон» мог похвастаться почти девятитысячным населением.
Рон бросает взгляд на склоны за городом, где тоже разрослись многоэтажные дома и постройки.
А над всем этим, на искусственно созданном плато, стоит гигантский торговый центр, и за ним возвышаются необъятные серые бесснежные пики под свирепым летним солнцем.
– 40-
Рон ждёт двадцать минут, пока ему приготовят крепкий чёрный кофе, и присоединяется к свей жене, сидящей за столиком у окна.
– Как твой латте?
– спрашивает он.
– Восхитителен.
Музыка в стиле кантри тихо сочится через колонки в потолке, как медленная внутривенная инъекция.
– Может, переночуем здесь, Рон? Здесь так красиво...
– Мне бы не хотелось.
Он тянется через стол и сжимает его ладонь.
– Когда уедем отсюда, не хочешь показать мне, где вы упали с горы? Может, остановимся у трассы и произнесём для Джессики несколько слов?
– Да, так и сделаем.
– Ты жалеешь, что приехал сюда.