Прекрасный желтый Дунай
Шрифт:
— Да, чаще всего он невкусный, поскольку любит тинистую воду, где добывает себе пропитание. Но, если повезет и у линя не окажется неприятного привкуса, он становится деликатесом.
— А щука, — поинтересовался господин Егер, — как, по-вашему, не является ли она одной из лучших с точки зрения стола?
— Разумеется, — согласился Илья Круш, — при условии, что она большая — весом не меньше пяти-шести фунтов, маленькие щуки очень костлявы. Но эту зубастую хищницу нельзя отнести к умным и хитрым рыбам…
— Неужели, господин Круш?
— Столь же тупы, как морские, господин Егер. Безмозглые твари, такие же как окуни и угри! Поймать щуку — выгоды много, а чести мало! Это, как написал один тонкий знаток нашего дела, рыба, которую не надо «брать», поскольку она сама «отдается»!
Господин Егер мог только восхищаться убежденностью и уверенностью, с которой говорил господин Илья Круш, а также тем тщанием, с каким последний готовил свои снасти.
Прежде всего Круш взял удилище, одновременно эластичное и легкое, которое, после того как его перегибали почти до точки перелома, распрямлялось и становилось таким же прямым, как прежде. Оно состояло из двух частей: первая — крепкая, толщиной в четыре сантиметра — сужалась до одного сантиметра в том месте, где начиналась вторая — из тонкого и прочного дерева. Сделанное из орешника, удилище достигало больше четырех метров в длину. Рассудительный Илья выбрал его, чтобы, не удаляясь от берега, ловить на глубине лещей или красноперок. Благодаря гибкому концу удилища оно изматывает их и сводит на нет все рыбьи попытки сорваться с крючка.
И наконец, показав господину Егеру крючки, закрепленные на конце лески из крученого конского волоса, он сказал:
— Как видите, господин Егер, это крючки номер одиннадцать, очень тонкие. Я осторожно, протыкая только с одной стороны, наживляю на них мягкие шарики из пшенной каши, получается лучшая приманка для плотвы…
— Хотелось бы вам верить, господин Круш, — прервал собеседника господин Егер, — но если говорить не о рыбе, а о рыболове, то для него лучшее — это глоточек с утра. Немного водки, как мне кажется, показано…
И господин Егер вытащил из своего чемодана склянку, которая заиграла в лучах восходящего солнца.
— Что ж, охотно, — согласился Илья Круш, — но исключительно потому, что сейчас утро. Видите ли, трезвость для рыболова — прежде всего! Ни в коем случае нельзя употреблять белое вино — оно возбуждает, и вообще алкоголь влияет на глазомер… Предпочтительнее всего холодный кофе…
— Однако вы не откажетесь составить мне компанию, господин Круш?
— Ваше здоровье, господин Егер!
И два небольших стаканчика, наполненных отличной водкой, чокнулись друг о друга в знак доброй дружбы.
Ясно без слов, что, пока Илья Круш занимался своими приготовлениями, плоскодонка спокойно плыла по реке. Она сама держала курс, управлять ею не было необходимости. Да и кормовое весло находилось на месте, в задней уключине, так что, держа удочку в правой руке, рыболов мог поворачивать
— Все готово, — закончил он наживлять крючки. — Остается только попытать счастья.
Господин Егер прислонился к рубке, а Илья Круш сел на корму, положив рядом сачок.
После легкого и равномерного, можно даже сказать грациозного, покачивания удочка была наконец заброшена, крючки погрузились в слегка желтоватую воду, грузило придало им вертикальное, как того и требуют профессионалы, положение. Лебединое перышко, которое не смачивается в воде, служило превосходным поплавком.
Само собой разумеется, в лодке установилась полная тишина. Рыба может легко испугаться шума голосов, впрочем, у серьезного рыбака и так много дел, чтобы пускаться в разговоры. Он должен внимательно следить за всеми движениями поплавка и не пропустить тот единственный момент, когда следует подсечь добычу.
В то утро Илья Круш мог поздравить себя с очередным успехом. Он поймал около двадцати плотвичек, а также несколько голавлей и язей. Господин Егер только и делал, что восхищался скоростью и точностью подсечек, столь необходимых при ловле этой рыбы. Почувствовав, что клюет, Илья Круш не сразу вытаскивал на поверхность плотву или иную рыбу, демонстрируя редкостное хладнокровие — одно из главных качеств всякого рыболова, достойного этого звания, он давал ей побиться в глубине, устать от бесплодных попыток сорваться с крючка и только тогда вытаскивал из воды.
Когда рыба была уже в лодке, беседа возобновилась. Илья Круш отнюдь не стремился утаивать секреты своего мастерства, поскольку не принадлежал к числу тех эгоистов, которые берегут исключительно для себя все приобретения многолетней практики. Господин Егер живо интересовался уроками столь выдающегося учителя, и не было никаких сомнений, что по прошествии какого-то времени он осмелится вооружиться второй удочкой хотя бы для того, чтобы скрасить долгие часы плавания.
Рыбалка закончилась к одиннадцати часам. Солнце стояло почти в зените, его лучи сверкали на поверхности дунайской воды, рыба больше не клевала, теперь только на закате радужного светила Илья Круш мог снова взяться за свой труд.
— Господин Егер, — сказал он, — прошедшие часы самые благоприятные для рыбалки, по крайней мере, в теплое время года. Зимой, наоборот, больше шансов на успех в середине дня.
Они пообедали не только продуктами, которые Илья Круш закупил накануне в Ульме, но и консервами, хранившимися в бортовых ящиках, а также окороком, который господин Егер извлек из своего чемодана. Съестные запасы австриец намеревался пополнять столько раз, сколько потребуется. Он не собирался в течение всего путешествия питаться за счет своего хозяина, а Илья Круш отдал должное угощению, произведенному на лучших колбасных фабриках Майнца.