Прекрасный зверь

Олтедж Нева

— По моему опыту, люди предпочитают не замечать или игнорировать многие вещи, если компенсирующий подарок достаточно дорог.

— Что ж, прости, что я тебя огорчаю, но деньги не могут купить всё.

Ее слова, словно ножом, вонзаются мне в грудь. Она намекает на то, что я удерживаю ее против ее воли, или на мою внешность? Думаю, последнее. Идея с платьем была глупой. Любой может купить платье. Я должен подарить ей что-то более удивительное. Более изысканное. Что-то, что поможет ей увидеть больше, чем мое испорченное лицо. Но что, если нет ничего, что заставило бы ее сделать

это? Сможет ли она когда-нибудь?..

Стиснув зубы, я делаю шаг назад. Убираю руку с шеи Василисы, но пальцы продолжает покалывать от этого слишком короткого контакта. Раздражение и ярость бурлят во мне, когда бросаю на нее последний взгляд в зеркало.

— Пора идти, — говорю я отрывистым тоном и выхожу из примерочной.

Глава 9

Василиса

— Да быть такого не может, — бормочу я, уставившись на экран ноутбука.

— Какие-то проблемы, vespetta? — глубокий голос доносится из угла, где сидит Рафаэль.

По спине у меня пробегают мурашки, как и каждый раз, когда он называет меня так своим хрипловатым, соблазнительным, интимным голосом. Будто гладкий бархат скользит по моему телу, дразня мою кожу. Мою обнаженную кожу.

Я скрежещу зубами, отгоняя мысленные образы себя в объятиях Рафаэля, пока он проводит пальцем по моему позвоночнику, как неделю назад в «Альбини». Это было всего лишь несколько легких прикосновений, едва заметных, но я все равно не могу выбросить их из головы.

— Позавчера я починила хранилище данных, но, похоже, кто-то снова умудрился испортить программное обеспечение, — отвечаю, не позволяя себе отвести глаза от экрана.

Мне и так сложно сохранять концентрацию, когда Рафаэль просто находится в комнате, постоянно чувствуя внимание к себе. Я уже давно привыкла к взглядам мужчин и научилась не обращать на них внимания, но Рафаэля очень трудно игнорировать. Он не смотрит на меня похотливыми глазами, будто хочет сорвать с меня одежду, заставляя чувствовать себя дешевой и грязной, словно во мне нет ничего, кроме красивого тела. Напротив, Рафаэль как бы пытается содрать с меня внешние слои, стремясь открыть то, что скрывается под ними.

— Очень жаль. Придется снова все исправлять.

— Не могу поверить, что компания может породить столько проблем.

— Хоть она и служит прикрытием для моего подпольного предприятия, но прибыль от нее почти такая же, как от ее теневой сестры.

— Получается, не все сотрудники «Дельта Секьюрити» — киллеры? — Судя по его системам, в его частной охранной компании больше сотни сотрудников.

— Конечно, нет. Только одна команда из четырех человек на отделение.

— Они всегда ходят командами? А если цель одна?

— Планируете стать моим конкурентом, мисс Петрова?

— Нет. Просто любопытно. — Я пожимаю плечами. — Ты не обязан мне отвечать.

Но я действительно хочу знать. Хочу знать о нем гораздо больше. Тех случайных сведений, которые собрала, недостаточно. Не то чтобы ожидала, что он расскажет мне конфиденциальную информацию о своем бизнесе.

— В основном все контракты заключаются на устранение одной цели, — говорит Рафаэль, тем самым удивляя меня. —

Но они не легкие. Мы говорим об очень публичных, высокопоставленных персонах, хорошо охраняемых личной охраной, и часто проживают они в местах, которые тщательно защищаются. Если контракты попадаются мне, значит от них отказались мои деловые конкуренты, и не из-за отсутствия выгоды. Поэтому, несмотря на то что для выполнения контракта может потребоваться всего один оперативник, чтобы его проникновение и последующее отступление прошли гладко, ему нужна поддержка. Два члена команды обеспечивают наблюдение. Еще один служит запасным вариантом на случай, если что-то пойдет не так.

— Часто ли что-то идёт не по плану?

— Иногда. — Его тон меняется, голос понижается и звучит почти дико. — Однажды я потерял целую команду.

— Что случилось?

— Была упущена одна очень важная деталь. — Он берет со стола бокал с вином и бодрыми шагами пересекает комнату, выходя на балкон. — Я не знал, что женщина, которую заказали нам убить, была девушкой одного киллера. Этот ублюдок казнил всех четверых моих парней еще до того, как они успели добраться до цели. Гребаный Мазур.

Он запускает бокал в перила балкона. Бокал разлетается вдребезги, звук разбившегося стекла эхом разносится по воздуху.

— Ты убил парня, который расправился с твоими людьми?

— Нет. — Рафаэль откидывается на перила, скрестив руки на груди.

От силы его потемневшего взгляда у меня по спине пробегают мурашки.

Рафаэль больше ничего не говорит, просто наблюдает за мной издалека, словно ожидая, не попрошу ли я объяснений. Я хочу. Интерес, который этот мужчина разжигает во мне, не поддается сравнению ни с чем. Каждый раз, когда думаю, что поняла его, он делает что-то, что опровергает мои выводы.

— Почему нет? — спрашиваю, немного настороженно. — Почему не отомстить за убийство своих людей?

— В каждом бизнесе есть свои правила. В моем нельзя соглашаться на заказ, направленный против коллеги-киллера или его семьи, независимо от предложенной цены.

— Не ожидала, что в бизнесе, связанном со смертью, существует свой этикет.

— И всё же он есть. — Он сжимает зубы. — Я нарушил это правило. И мои люди заплатили жизнью за мою же ошибку.

Меня одолевает внезапное желание подойти к нему и предложить хоть какое-то утешение. Даже в тени, скрывающей большую часть его черт, на его лице ясно написаны гнев и чувство вины. Это не вяжется с тем, что он рассматривает своих людей только как наемную рабочую силу. Не вписывается в картину ужасного работодателя, чего он не отрицает. Рафаэлю Де Санти присуще нечто большее, чем он хочет показать.

Я смотрю на записку, приклеенную к углу экрана ноутбука. Это рисунок утренней сцены, когда я завтракала на террасе. В одиночестве. Я-то думала, что в тот момент он уже ушел на работу.

Доказательство этой ошибочной мысли у меня в руках. Я улыбаюсь его попытке запечатлеть мелкие детали, особенно с помощью простой шариковой ручки. Никто, кроме меня, не сможет сказать, что полу размазанные кляксы на кончиках пальцев — это пятна мармелада, оставшиеся после того, как я запихала в рот круассан.