Прекрасный зверь
Шрифт:
Ее мать говорит:
— О, это так мило. Спасибо.
— Без проблем, — отвечает Шейн и поворачивается ко мне. — Боже, я так по тебе скучал. Не могу дождаться, когда окажусь внутри тебя.
И именно это он и делает. Мы садимся в машину и на полпути к дому своего деда, мы останавливаемся на небольшой проселочной дороге, где он срывает с меня трусики и оказывается внутри меня... превосходно!
Дом его деда — небольшой одноэтажный коттедж с асфальтированным местом для стоянки и дорожками, на окнах ситцевые шторы, кресла покрыты кружевными салфетками на изголовье, ковер
Она готовит на кухне знаменитое цыганское блюдо, которое Шейн сказал называется Jimmy Grey. Говядина, печень, курица и свинина, лук и брюква мелко обжариваются в животном жире.
Цыгане — народ гордый. Они едят, спят, скорбят, празднуют только с себе подобными. Ревниво оберегая себя и свои кланы от проникновения не цыган, у них нет доверия к другим. Возможно, их недоверие к другим национальностям связано с вековыми гонениями на них и ненависти, от которой они страдали, независимо, где обитали. Как только я появляюсь у нее в доме, тут же чувствую, мгновенную настороженность и недоверие со стороны бабушки Шейна.
Я gorger, не цыганка.
Поэтому не пытаюсь приблизиться к ней, просто смотрю на людей вокруг, как они готовятся к смерти одного из них. После того, как Шейн представил меня куче дядюшек, тетушек и кузенов, он ведет меня в спальню деда.
Смерть уже витает в комнате, в воздухе стоит какой-то странный запах, и дед лежит совершенно неподвижно. В вазе на прикроватной тумбочке стоят полевые цветы, горят свечи, хотя сейчас светло и середина дня. Старик, лежащий на кровати, должно быть, это его великий день, уйти в мир иной, но даже после более чем года борьбы с раком, он по-прежнему выглядит крупным, крепко сложенным мужчиной.
Под его густыми седыми бровями, сверкают яростные черные глаза, которые тут же впиваются в меня. Шейн подводит меня ближе, и дед смотрит, словно просверливает, своими черными глазами, меня насквозь. Я хочу что-то сказать, но язык не двигается, я почти загипнотизирована его страшным взглядом. Молча, не произнеся ни слова, он отворачивается.
— Пойдем, — шепчет Шейн мне на ухо, и мы выходим из комнаты.
Я выдыхаю с облегчением.
— Это было странно, — говорю я.
— Да, кто его знает, что происходит у него в голове? Пошли. Я хочу познакомить тебя с мамой.
Мать Шейна развешивает белье на бельевую веревку.
— Ма, — зовет ее Шейн, она поворачивается и смотрит на нас. Во рту она сжимает прищепки. Она вытаскивает их и держит в руке, мы подходим ближе.
— Привет, Сноу, — говорит она, рассматривая меня. Она не слишком дружелюбна, но она отличается от своей матери и отца. У нее добрые глаза и чувствуется большая любовь к своей семье.
— Привет, миссис Иден. Я сожалею о вашем отце, — говорю я.
— Не огорчайся, моя дорогая. Для моей матери будет лучше. Она наконец-то станет свободной.
— Если он был таким ужасным человеком
— Цыгане — народ суеверный. Мы верим в то, что человек может вернуться из мертвых и отомстить живым. Поэтому, когда кто-то умирает, родные, друзья, знакомые и даже враги приходят проститься, попросить прощения и уладить все раздоры, из-за страха mulo, вида нежити.
К вечеру Микки умирает. Похороны — это массовое мероприятие. Более тысячи человек со всей Великобритании стекаются на похороны старика. В свое время он был великим боксером и его глубоко уважали и даже поклонялись.
Покойника одевают в его лучшие одежды, золотые часы и любимую трубку кладутся рядом с ним в гроб.
Частью традиции является то, что тело какое-то время должно находиться дома, и скорбящие родственники должны засвидетельствовать свое почтение, прийти в дом, поэтому возводится отдельный шатер. Перед домом ставится специальный контейнер, в котором все время горит огонь. Люди приходят и уходят в течение всей ночи. Готовится очень много еды, спиртного, они говорят тосты за умершего и поют. Во всем чувствуется траур и торжественность, граничащая с роскошью.
Все заканчивается массовым шествием сотен прибывших, пять миль, идущих пешком на кладбище. Процессия включает в себя конную повозку, которая везет тело Микки, восемь автомобилей и грузовики, везущие венки. Они отдают последние почести Микки, каким он был при жизни. Дети, тоже присутствуют, даже Лилиана и Томми, едут рядом с катафалком в машине.
После похорон, все имущество Микки выноситься из дома и сжигается. Это своего рода дань уважения к нему, уничтожить все, чтобы не привязывать мертвеца к дому.
Позже в гостинице, мы оба уставшие лежим на кровати. Шейн поворачивается ко мне и говорит:
— Я не хочу больше пользоваться презервативом. Я хочу, чтобы мы оба сдали анализы.
Я не могу посмотреть ему в глаза, я боюсь этого больше всего.
— Хорошо, — тихо отвечаю я.
39.
Сноу
После того, как Читра была успешно прооперирована, прошло три дня и два письма проскальзывают в дверную щель для писем. Я поднимаю их и иду к Шейну. Он сидит за своим ноутбуком, но поднимает на меня глаза, как только я вхожу в комнату, его взгляд тут же опускается на конверты у меня в руках. На секунду мне кажется, что я вижу страх в его глазах, но видно мне показалось. Он прикрывает крышку своего ноутбука и улыбается.
— Ты откроешь первой или я?
— Ты, — говорю я, чувствуя, как у меня скручивает живот.
Он подходит и забирает конверт из рук. Вскрывает и смотрит, потом поднимает на меня глаза.
— Я чист.
— О, хорошо, — с трудом выдыхаю я. — Теперь, — говорю я, сделав глубокий вдох, разрываю конверт. У меня так трясутся руки, что я даже не могу вытащить письмо из конверта. Его рука накрывает мою.
— Это ничего не значит. Чтобы там ни было, мы со всем разберемся, хорошо?
— Хорошо, — шепчу я.