Прелесть, какая дурочка
Шрифт:
– Да ну, тебя с твоими шутками!
Витя везет нас в мерсе, и мама всю дорогу разглядывает свое отражение в боковом стекле, закрывая при этом задний обзор.
– А вот и мое родовое гнездо,- говорит жених, останавливаясь возле группы старых двухэтажек. Когда-то это казармы были, на окраине города строились, а теперь жилые дома и почти в центре города. Мой дед был военным, и его поселили в этот дом временно. Но, как видите, нет ничего более постоянного, чем временное.
Витя галантно помогает будущей теще выйти из машины. Подходим к подъезду. Из раскрытых окон первого
– Это мамина квартира?- догадываюсь я.
Он кивает. Молча набирает код парадной, один пролет, и толкаем дверь в квартиру, которая оказывается незапертой. Темный узкий коридор, заваленный всяким барахлом, освещается полосками света из трех дверных проемов. Из ближайшей двери шатающейся походкой выходит мужик и исчезает в следующем помещении. Музыка по-прежнему орет, но ее стараются перекричать два голоса мужской и женский.
Мужской рычит:
– Сколько же можно к нам таскаться? Когда его сыночек здесь жил, еще понятно, но сейчас почему ты его пускаешь?
– Но не могу же я его выгнать?- отвечает визгливый женский голос.
– Почему это не можешь?
– Не чужой же человек?
– Очень даже чужой! Это я твой муж, а он уже никто! Поняла?
– Ой, да иди ты!
Внезапно она появляется в коридоре, и останавливается, завидев нас.
– Вы кто?
– спрашивает моя будущая свекровь.
Я сразу понимаю, что это она. В квартире жениха висит ее портрет. Правда на портрете нарисована девушка с каштановой косой, большими карими глазами и упрямым подбородком. А передо мной стоит женщина с короткими белыми кудряшками, расплывшимся лицом и красными опухшими глазами. Она придерживает на груди тонкий полиистеровый халат цвета цикламена, с порванными оборками. Но отдаленное сходство с девушкой с картины прослеживается.
– Мама, ты что забыла?- выступает вперед Витя.
– Что забыла? - свекровь пытается сосредоточиться, но очевидно, что она не совсем трезва.
– Что мы сегодня приходим к тебе с моей невестой и ее матерью.
– Ой, простите!- вскрикивает она, как бы проснувшись.
Влетает обратно в кухню, и мы слышим:
– Ленька! Быстро! Мусор! Стол! Идиот! Сваты! Вот те и ого! Да проснись ты!
Минут через десять сидим с мамой за поцарапанным кухонным столом и пьем чай с шампанским и конфетами. Свекровь извиняется, что не накрыла стол, хоть и собиралась. Но какие-то обстоятельства не позволили ей подготовиться, как следует. Немного освоившись с новыми родственниками, она усаживается на колени к мужу (крупному мужику в майке и трениках), и принимается что-то доедать из его тарелки.
Пытаюсь не смотреть в их сторону, чтобы взглядом не выдать осуждение и брезгливую жалость. Рассматриваю темную кухню, освещаемую одной лампочкой под раритетным советским абажуром, разнокалиберную мебель, как в коммуналках, и облупленную краску на линолеуме. Возле железного ведра с мусором, лениво ползет рыжий таракан. «Надо же, думаю, а я уж считала, что они вымерли. Говорили, что виновата радиация от мобильных телефонов, но в этой семье у всех мобильники. И ничего, живут динозавры».
– Не выпить ли нам за молодых?- с энтузиазмом
– Мама, не сегодня,- просит Витя.
– А когда, если не сегодня? Святое же дело! Леня, наливай!
Отчим наполняет шампанским бокалы.
– А мы с Леней шампанского не пьем, у нас язва,- весело говорит свекровь,- мы по водочке.
Вечер оказался запоминающимся. Под конец моя новая мама уже со стола встать не могла, давай лить слезы и причитать: "Она ведьма, я знаю, и мать ее ведьма, вот сидит, глаза черные. Поглядите, они нашего Витеньку приворожили, мозги ему затуманили, будут всю жизнь из него кровушку пить, и деньги выкачивать…".
Мама, сидевшая до этого момента тише воды ниже травы, и глядящая на будущих сватов с широко открытыми от ужаса глазами, не выдержала:
– Если бы я ведьма была, я б своей дочке что-то получше приворожила, чем ваш плотник-заморыш. Она у меня еще в институт поступать собирается.
Встали мы и гордо пошли. Но Витя догнал и стал оправдываться перед мамой:
– Я не виноват, что она такая! Обещала, что возьмет себя в руки, и не будет безобразничать! Я люблю Лизу, а мать моя к нам и на порог не вступит. Для меня Лиза только авторитет.
И простили мы. Решили, что он один нормальный в семейке этой, да и живем отдельно. Почему бы не жить?
Глава 8 . Оборотень.
Витя сидит у телевизора и меланхолично жует чипсы. Впархиваю в комнату, целую его в макушку, сквозняк влетает вместе со мной и хлопает форточкой:
– Представляешь, сегодня ко мне такая дама пришла, умереть можно, - щебечу я,- у нее на голове ромб зеленого цвета! Она и краски принесла…
– Закрой двери, мразь!
– Что?
Останавливаюсь, как подстреленная на лету птица.
– Что встала, потаскуха? Делай, что я говорю, если у самой мозги куриные!
– Витя, что случилось?
– Пока ты не влетела - ничего. Ну, и еще твоя вонючая мамаша звонила с какими-то претензиями, так я ее послал на три буквы. Какого звонить, когда люди отдыхают. Люди- это я, потому что ее потаскуха - дочь, где-то в ночи шляется.
Весь поток ругательств, перемежаемый отборным матом, он извергает из себя, не отрываясь от телевизора и пачки с чипсами.
К горлу подкатывает ком. За что? Почему? Ведь он знает, что перед праздниками, я работаю всегда допоздна.
Замечаю возле кресла обертку от пивного ящика, и штук пятнадцать бутылок пенного. Аккуратно подхожу, держась на расстоянии, и заглядываю за спинку.
– Что выпучилась?
Я отпрянула. Сердце бешено колотилось. Нахлынуло ощущение, как во время кульминации в фильме ужасов - испуг и омерзение.
На меня смотрят рыбьи глаза. Это не просто пьяный человек, это нелюдь, с бессмысленным взглядом и злобно искривленным ртом. И это точно не мой любимый Витенька.
Хватаю сумочку и выбегаю из квартиры. За спиной слышу стук форточки (сквозняк все гуляет) и отборный мат. Бегу, не оглядываясь, до самого метро. Успела в последний поезд, теперь почти дома. Лицо мокрое, люди косятся, а мне все равно. Дома встречает мама. Она заглядывает в мои широко открытые глаза, и восклицает: