Прелести и прелестницы
Шрифт:
Даже размышлять стал, как подкатиться. Обычно сперва шёл буром, а там – по раскладу. А тут замешкался, прикидывать принялся… Быстро, правда, сгруппировался и решил петушком этаким подойти. Тут и шутка тебе, и достоинство. И в случае чего всегда обратный ход можно дать, лицо сохранив – дело-то шутейное…
Сергей улучил момент, когда подружки отвалили, подкрался сбоку и со старинной деланной чопорностью, вытянувшись во фрунт, произнёс:
– Честь имею!
Ничего лучшего в голову не пришло. Но спохватился, пригасил опереточность и по возможности веско выговорил, как его зовут. При этом собой остался
– Вам интереcно? – провокационно попробовал он.
– А вам? – великодушно откликнулась она.
– Чрезвычайно. Так свежо, парадоксально, неожиданно. Высокий класс, филигранная работа. Совершенно новые творческие подходы, заметили?
– Разумеется. Что у меня глаз нет?
Сергей приободрился, расправил крылья. Поймал перспективу.
– И всё же, на мой взгляд, несколько не хватает лирической дерзости. Что-то смущает. Не эпатирует публику должным образом. Где безумие страстей, фонтан фантазий, разгул фатума? Где жертвенная безоглядность, где неуёмная жажда катарcиcа? Умоляю вас, объясните мне, где.
– Я не хочу оставаться глухой к вашим мольбам, но помочь ничем не могу. Всматривайтесь, всматривайтесь. Возможно, вы что-то для себя и откроете. Прозреете такие глубины, о которых и не подозревали.
– Вашими бы устами да мёд пить…
– Как органично мы перешли к реверансам. Это вселяет надежду. Разу разглядел в вас девушку, которая может дарить надежду.
– Ну вот, видите. Значит, вы ещё способны к открытиям. Так что взирайте на сцену да обрящите.
– Теперь для меня это сложно. Гораздо приятнее смотреть на вас. Вдохновляет.
– Излишняя комплиментарность – вещь скользкая. Бог знает, куда соскользнуть рискуете.
– Кто не рискует… Впрочем, я совершенно искренен. Вы любите иcкренность?
– Кто же её не любит?
– В таком случае абсолютно искренне и, между прочим, совершенно серьёзно предлагаю вам самым решительным образом прервать процесс созерцания творческих достижений учащихся. Может пагубно отразиться на пищеварении.
– Вы так считаете? В чём же суть вашего предложения?
– Так как прекратить сие действо по понятным причинам не представляется возможным, остаётся лишь одно – избавить гоcпод актёров от нашего общества.
– Нашего?
– Ну, да. Вашего и моего.
– Вы решительный молодой человек, как я погляжу.
– И вы это одобряете?
Она неопределённо пожала плечами и встала. Не спеша, чуть приподняв подбородок, направилась к выходу. У дверей обернулась, окинула покойным взглядом зал и вышла. Сергей энергично последовал за ней.
«Во что бы то ни стало снегурочность барышни необходимо растопить, – внушал себе Сергей, – и поскорее. Какое самое быстродействующее средство? Хи-хи да ха-ха. Вне всякого сомнения. Ну так поспешай, тормоз!»
Благо, маршрут моциона долго выбирать нужды не было. Училище стояло почти на берегу здешнего рукотворного моря, и сам бог велел прошвырнуться вдоль набережной. По склонам громоздились дощатые развалюхи, кочковатые уличные мостовые выкатывались из зарослей к самому парапету. В прибрежных кустах привычно дремали костлявые бродячие
Чего начать? Что их связывало? Разве только дурацкий концерт. А что? И то – зацепка… И Сергей превратился в обезьяну. Он принялся копировать молокососов-выступальщиков, топорно потешавших публику. Знал за собой дар лицедейства, чертяка. Ну и врубил зажигание. И давай кривляться, извиваться, пыжиться по полной программе. С куражом, кайфом, прямо-таки себе на удивление. Детская мечта об актёрстве выразительно проступала в каждой ужимке. Вдохновение, ведь, не приходит. Оно даётся изначально и ждёт своего часа. У иных ни в жизнь не дожидается. А другим фортит время от времени. Сергей бога не гневил и считал себя в этом плане везунчиком. Конечно, случалось, что внутри и не просыпалось ничто. Как себя не заводи. Но тогда вдруг извне откуда-то накрывало. Будто кто-то посылал этакий мессадж. Ей-богу… Сергей внятно объяснить не умел. Но ловил вибрации безошибочно. Страховали его неизвестно откуда и почему. Сергей знал это почти наверняка.
Он оседлал волну, раскочегарился. Даже Фета для пущей важности процитировал. Одно четверостишие. Больше не помнил. Хорошо, что продолжить не попросила. Конфузы тут совершенно ни к чему. Слава богу, слева по курсу возник вдруг некий НЛО. Этакий раздутый до невероятных размеров презерватив. Того и гляди, лопнет вдребезги. Аж зажмуриться захотелось. Чёрт его знает, что это было. Только новая знакомая напряглась слегка, возвращаться заторопилась. И к чему тогда их совместное дефиле? Глупости пресекать нужно. Глаза б на этих жеманниц деланных не смотрели! Кстати, о глазах…
– Остановись и закрой глаза! – неожиданно для себя самого скомандовал Сергей.
И когда спутница послушно смежила веки, врастяжку, как заклинание произнёс собственное имя. Голос звучал низко, властно, пугающе. «То, что надо, – мелькнуло у Сергея, – осядет как следует. Ох, стервец!..»
Потом наступила тишина, но глаз девушка не открывала. Повисла оглушительная неуклюжая пауза. Четвертьминутная, но бесконечно долгая… Сергей косолапо, сбоку обнял новую знакомую, притянул к себе и пружинисто поцеловал. При этом тоже закрыв почему-то глаза. Он тупо осязал напряжённую неподвижную спину и ни о чём не думал. Так лучше…
А потом, когда свет ударил по зрачкам, первое, что увидел, был прозрачный странный шар. Бесцветный, с почти невидимыми стенками он плыл уже почти прямо над ними. Но от этого понятнее не становился. Они , не сговариваясь, задрали головы, потом легко глянули друг на друга и рассмеялись.
9.
Наталья училась на искусствоведа. Она, сколько себя помнила, именно этим и хотела заниматься. В детском саду ещё цветочки да рожицы без особой охоты малевала. Только потому что воспитательница заставляла. А так мёдом не корми дай поглазеть, что другие карапузы на листах своих нацарапали. Прикинуть, у кого симпатичнее. Да и объявить всей группе. Ох, и галдёж тогда поднимался! Первенство никто уступать не желал. Все визжали, что у них лучше, пихались, плевались друг в друга. Наталью дурой обзывали. Кино и немцы!