Прелести лета
Шрифт:
– Вон поддоны хватай!
– Коля-Толя указал нам путь в сумрак склада.
Все? Прежде чем утонуть в этой жизни навсегда, мы оглянулись на прежнюю. Виднелась река, наш катер у пирса. Единственный, кто мог изменить нашу судьбу, - это Игорек с его высокомерием: "Простите. Не имею чести. Пардон... " Но где он? Мы с Никитой переглянулись. Заслуженный ад!
– Нет... мы, пожалуй, поплывем, - пролепетал Никита, чуть качнувшись к обрыву.
– А у вас что - подшипник цел?
– проницательно усмехнулся Коля-Толя.
Знал свой товар.
По зеркальной водяной глади доносилось сюда:
– Ален!.. Ты куда собралась?
–
Не с Толей ли Колей, беглым каторжником?
Вздохнув, мы двинулись к складу.
9
– Постой!
– заорал вдруг Никита.
На далеком речном горизонте встал вдруг серебряный паук.
– Оно!
– Никита произнес.
– Судно. На воздушной подушке!
Тогда вблизи оно казалось огромным, а с высоты и издали - так... паучок-с!
– Там же... ботинки мои!
– обрадовался Никита и, прыгнув, стал съезжать по наклонному скату с острыми камешками... говорю об этом ответственно, потому что сам поехал за ним. Какое счастье, что Никита вспомнил свое купание, когда нырнул в воздушную подушку, а вынырнул босой. Помнит! Значит, не пропил ещe свой мозг.
Судно поднималось из воды на дрожащих призрачных лапах... потом стало оседать, выруливая к берегу. Уже можно было разглядеть пассажиров. Один из них махал нам ладошкой, лениво-грациозно... Игорек! Спаситель наш! Только он так может махать!
– Игорек!
– воскликнул я радостно. Никита окаменел. Ах, да. Они же в ссоре - после того происшествия у Игорька в мастерской, куда мы прибыли к нему с, кажется, Викой? Да. И кончилось это, с явлением Ирки, не лучшим образом... Но сейчас-то, сейчас!
– я ел глазами Никиту. Судно оседало, причаливало. Никита сделал было рывок, чтобы кинуться головой в воздушную подушку, но опоздал. Неужели появление друга не заменит ему ботинки? А?
– я по очереди глядел то на Игоря, то на Никиту. Игорь сошел последним, не спеша... Точней - предпоследним: за ним следовала на тоненьких каблучках пышная молодая особа.
– Это ж... Вика!
– радостно заорал Никита и кинулся жадно еe целовать.
Игорек насмешливо наблюдал эту сцену, поблескивая очечками. Наконец он обратился ко мне:
– Объясни мне, пожалуйста, кто этот человек, который так жадно целует мою девушку?
– Но это же... Вика!
– пояснил ему счастливый Никита.
– Помнишь, с которой тогда вышло... не очень хорошо? Приехала! Значит, простила?
– Взяв девушку за плечи, любовался ею.
– Теперь - мир?
Да. Стоило умчаться в такую даль, чтобы Никита почувствовал себя наконец свободным и, значит, счастливым. И мы - снова друзья, и нет между нами злобы.
– Это-то Виолетта, - холодно произнес Игорек.
– С Викою мы давно расстались. Ты, Никитушка, как всегда, пьян.
Никита, понурясь, отступал, скукоживался, гас на глазах... и упал бы с причала в воду, если бы я его не удержал.
– А зачем ты вообще притащился сюда?
– уже воинственно произнес Никита.
– Я тебя не звал.
– Точно?
– насмешливо спросил Игорек - А как же это... Я сижу у себя в мастерской, элеган-т-но работаю... И вдруг влетает твоя душа, вся облепленная мухами, - Игорек поморщился, - и кидается ко мне! Причем вся какая-то растерзанная, растрепанная... Вверх ногами!
– Так вот... где она!
– вздохнул Никита.
– Это когда ты прыгнул в воздушную подушку!
– Я кивнул в сторону судна: воздух как раз вздувался под ним.
– Душа, с испугу, и покинула
– И почему-то ко мне прилетела, - добавил Игорек.
– Да потому что он любит тебя, дурака!
– вскричал я.
– А... ботинки были на ней?!
– страстно вскричал Никита.
– На ком? На душе?
– Игорек удивленно поднял бровь.
– Не помню!
Судно отходило, поднималось. Горячее пространство дрожало под ним. Никита, вдруг взревев, кинулся вниз головой с причала, туда. Сколько сил бурлило в этом, почти прозрачном объеме, где вроде бы ничего нет: Никиту трепало, надувало, переворачивало. Судно ещe громче взревело, приподнялось и вышвырнуло Никиту из-под себя. Сперва мелькнули над водой его ноги, потом запрыгала его голова, судорожно распахнутый рот, вытаращенные зенки. Потом он вдруг победно выбросил вверх кулаки... на них красовались его ботинки! В лишениях они, конечно, скукожились, еле-еле налезали на кулачок, но вернулись. Значит, и жизнь возвращается! Со второй попытки Никита выбрался на помост, стоял, счастливо раскачиваясь. С кормы отходящего судна вдруг слетел бледный призрак Никиты - его душа, сияющая сотней радужных крылышек... Она приблизилась к оцепеневшему Никите и, как влитая, вошла в него... а мухи улетели.
10
Душа Никиты на месте! Мы, улыбаясь, смотрели друг на друга. И тут вдруг с обрыва скатилась огромная железная бочка и, свалив всех нас с ног, прокатилась по нам, расплющив. Вскочили, встряхнулись. Да-а-а... Лишь Виолетта сделалась ещe краше! Бочка, тем временем, кувырнувшись ещe пару раз, грохнулась на нос нашего катера, едва его не утопив, и прочно встала. "Как изваяние на носу галеры", - сказал классик про красивую женщину... Но здесь это сравнение не подходит. С обрыва ссыпался Коля-Толя.
– Вдруг откуда ни возьмись...
– нагло произнес он, любуясь бочкой Вот - дегтя достал!
Опять, видимо, на наши деньги! Сколько же можно их трепать?
– Отличный тут деготь делают... в смысле - томят.
– Коля-Толя по-хозяйски взошел на нос, поглаживал бочку.
– В смысле - кладут бревна в землю, поджигают, закапывают. И вот!
– Снова залюбовался. Видно, решил с нашей помощью возродить забытые купеческие традиции своей династии "Совковъ. Деготь. Дедушка и внучок". Но, надеюсь - теперь это наше всe? Вложились в деготь?
– Так что... на рюмку дегтя всегда можете рассчитывать!
– подмигнул он. Все молчали, ещe толком не опомнясь.
– Кто это?
– холодно спросил Игорек.
– Это наш друг... и партнер, - ответил я осторожно.
– Странно...
– обронил Игорек. Вот кто вернет нам нашу честь, нашу этику и эстетику!
– Вижу - вы, с вашей слоновьей грацией, вляпались в очередную лабуду. Голубчик, чего тебе?
– с ледяной вежливостью спросил Игорек и даже элегантно запустил два пальца в нагрудный карманчик, словно собираясь дать расчет этому типу. Но все, кто знал Игорька, прекрасно понимали, что денег он не даст никогда. "Чудовищная бедность!" - любил повторять он, призакрыв глазки, нашлепнув нижнюю губу на верхнюю, скорбно покачивая головой. На самом деле - в восторге от своей жадности. Денег он не вытаскивал никогда. То есть движение это должно было поразить врага лишь своей элегантностью. Высокомерие его могло показаться шокирующим - только что сплющенный, уже надулся, как индюк... высокомерие его могло бы показаться даже излишним, если бы не большие пальцы ног, торчащие из рваных тапок. В этом весь Игорек.