Прелести лета
Шрифт:
Тот лишь дернул плечом... Ну конечно, конечно! Все это лишь видение... дурной сон... пригрезившийся с похмелюги! Не более того. Но с похмелюги, замечу вскользь, весьма кстати - вот того бы пивка. Шумно сглотнул слюну. Никита в ответ захрустел развернутой картой - отстаивая свою несуществующую правоту, и сюда карту принес! Посетители несколько враждебно оглядели клиента, который и в кабаке ориентируется по карте - доказательства, видишь ли, нужны ему!
– Видишь, - он снова ткнул пальцем, - нет тут никакого села. Ближайшее вот... далеко от развилки.
Я
– Ладно, разберемся!
– Я дружески хлопнул его по плечу. Не терять же друга из-за какой-то фата-морганы.... но отношения с ней все же надо наладить. Я нырнул в неe. Причем с наслаждением!
За ближним столом сидел маленький человек в тулупе и треухе (ведь лето же как-никак).
– Я король плотников! Понял? Король!
– гордо говорил он, но сидящий напротив него глядел почему-то страдальческими, слезящимися глазами и время от времени отрицательно мотал головой. Чем кончится этот разговор? Кончился весьма убедительно: маленький, обидясь, снял треух - под ним сияла корона.
– Ну, так видал?
– сказал он своему оппоненту. Тот закрылся рукой.
– Ну, чем не настоящие?
– бодро произнес Коля-Толя (или его брат?), с двумя кружками пива появляясь рядом.
Я одобрительно кивнул. Никитушка дернулся. Нипочем всё ему!
– Тут один мудачок потолковать хочет с тобой, - доверительно сказал ему Коля-Толя, но Никита, снедаемый гордыней, отказался от столь блестящей возможности. Он мой друг... но столбами стоять, среди жизни?
– Все! Я нырнул, - сказал ему я. Он презрительно усмехнулся.
– Иди за мной, - сразу же сказал мне заросший человек лет сорока-семидесяти. На каждом пальце его было дивное украшение - кружка пива.
Мы сели в углу. Он поставил кружки.
– Лакай!
– произнес он.
Другой бы обиделся... но не я! Я все смотрел на Никиту. Так и стоял, обтекаемый массами, как семафор, - всегда одного лишь красного цвета.
– Чего встал тут, - сказал кто-то ему, уже враждебно.
А ведь Никитушка добрый человек! Взял в матросы на судно беглых каторжников, которые (я глянул на них) в первом же порту с наслаждением бросили его! Какой же он гордый?.. босой стоит. Просто заколдобило его. Но ему не докажешь! Пусть постоит.
Я жадно пил пиво.
– Ты Боря-Колесо!
– проницательно сказал угощавший.
– Скажешь - нет?
... Не скажу. Зачем я должен это сказать, огорчив человека, доброго и проницательного? Испуганно оглянувшись, я кивнул.
– Понял тебя, - усмехнулся мой новый друг.
– Ну... рассказывай!
Держался я молодцом. Пива не пролил, чести Бори не уронил. Хотя мелькали провалы, кой-какие детали биографии Боба я не угадал, но и это вызвало одобрение.
– Ты как всегда - прикидываешься шлангом!
– Он ласково потрепал меня по плечу, уходя. В целом я выдюжил.
Тут же за моим столом оказалась женщина - неплохая, хотя и несколько беззубая.
– Дарья Лепесткова, -
Я тоже представился.
– Ты кто?
– А инженер. А ты?
– Зверовщица, - просто сказала она и, заметив, что я слегка вздрогнул, торопливо добавила: - Да тут всякие есть! Форельщицы... змеевщицы!
– Кто?..
– Змеевщицы. Тут раньше знатный змеесовхоз был - "Заветы Ильича". Поразбежались ныне.
– Кто поразбежался?
– И те, и те, - просто ответила она.
Я задумался... ну что ж... В раю и должны быть змеи?
– Рыбачить приехали? Пр-равильно! Тут такие черви!
– сказала она, изобразив их пальцами рук... довольно художественно.
Опять я вздрогнул... Ну что ж. Привыкай!
– Вот это по-нашему, по-водолазному!
– неслось от стола с какими-то гигантами (видимо, водолазами?), сидевшими с водкой.
Тут Лепесткова просто и безыскусно пригласила меня к себе, на дальнюю звероферму, при этом честно предупредив, что автобус туда (а значит, обратно?) ходит лишь по вторникам. То есть сегодня. Я стал обдумывать это предложение, но тут между нами возник Никита, красный, всклокоченный, в последнем градусе гордости и обиды.
– Ну, мы плывем или нет?
– произнес он, надменно выставив вперед ногу (босую).
– Погоди... сейчас!
Прервал мои напряженнейшие раздумья!
– Тогда я один.
– Он двинулся к выходу.
– Погоди!
– Я догнал его. Он остановился. Кинул взгляд на Колю-Толю и Толю-Колю, братающихся с водолазами.
– Позови их, - холодно Никита сказал.
– Нет уж!
– вспылил тут и я.
– Это... чисто твои фантомы. Ты их и зови!
Вздернув голову, он пошел. Я тоже и на пороге остановился. Оглянулся. Гвалт, запах прелой одежды, кислого пива, табака!.. Потерянный рай! Я вышел.
У лестницы догнала нас Дарья Лепесткова, заманчиво показав пальцами червей. Мы встали в нерешительности... особенно нерешительно, надо сказать, выглядел Никита.
– Но черви-то нам всяко нужны!
– сказал я. Не хотелось расставаться с этой жизнью. Никите, я чувствовал, тоже...
– Ну давай, - добродушно произнес Никита.
Пройдя по улице далее, по указаниям Лепестковой, мы полезли в овраг. Спускаться было довольно склизко. Навоз. Слежавшаяся, обильно "удобренная" и от того особенно скользкая солома.
Никита весь был во власти страданий, которые сам же и учредил.
– Предатели!
– бормотал он, имея в виду, очевидно, братанов.
– Ну, ты, как всегда, не прав!
– утешал его я. Они ж и союзниками нашими никогда не были... почему же предателями их считать?
– А... тебе все нравится!
– Он махнул короткопалой рукой.
Ну... почти всe. Овраг, во всяком случае, нравился мне: много полезных вещей - прочно скрученные пружины от матраца, рядом - почти целый зипун, впрессованный в землю, местами проросший голубыми цветочками и травой. А черви - вообще отменные. С руку! Тихо парил навоз.