Прелести
Шрифт:
— Кстати, ты хорошую фразу обронил. Она на многие вопросы отвечает. О том, что, как человек творческий, не мог не интересоваться всем тем, что вокруг происходило. Творческие люди — вот один из критериев отбора в потенциальные жертвы паутины.
— Согласен. А что касается клейкой бумажки, была и она.
— Интересно, — снял очки и посмотрел из-под мохнатых бровей Данилович. — Значит, уловил мою мысль. А я только, только хотел о приманке спросить.
Закусил водку огурцами, которые расхваливал Талолаев.
— В начале девяностых я много по стране мотался. Однажды в поезде со странным человеком встретился. Тот подбросил пакет с фотографиями и предложил разыскать и познакомиться с четырьмя мужчинами, изображёнными на этих снимках. Можно было отказаться…
— Всех нашёл? — как мне показалось, несколько настороженно спросил Талолай Данилович.
— Всех.
— И что, одним из четверых был я?
Вначале не понял, куда клонил собеседник, а когда въехал, начал навзрыд хохотать.
— Всё! Допился! Больше тебе не наливаю.
— И что такого смешного я сказал? — как мне показалось, немного обиделся Данилыч.
— Тебя там не было, слава Богу, — еле сдержал себя от нового взрыва смеха. — Если бы в пакете лежала ещё и твоя фотка!.. Представляю, в кого бы я превратился… Меня бы, с одной стороны «тауросовые» огнём жгли, а с другой зелёные бомбили. Это я не смеюсь, это смех сквозь слёзы. Наливай за то, что твою фотографию мне не подбросили.
— Пожалуй, скоро кому-то в магазин придётся бежать, — успокоился парапсихолог. — Водка, какая-то некрепкая. Вроде пьём немало, а резкость нормально наводится.
— Тебе тоже показалось? Вот, вот… А что касается липкой блестящей бумажки, то сел я на неё конкретно и до сих пор оторваться не могу. А сколько народу, как я приклеилось? И сколько ещё приклеится?
— Я же отклеился, — закурил Данилович. — Тоже фактор любопытства решающим оказался в своё время. Но потом-то при помощи вот этого лекарства, — он дотронулся дымящей сигаретой до этикетки на семисотграммовой бутылке, — освободился от опеки. Так что, выход есть всегда.
— Радует твой оптимизм, — на этот раз я взял гитару с вполне определённой целью. — Раз такое дело, спою тебе «Поручика Голицына», а в магазин после концерта вместе пойдём…
— Ты чего разорался? — женщина в платке стояла напротив, подбоченившись и шмыгая носом. — Нашёл время глотку драть.
— А чем тебя, глупая баба, время не устраивает? Хорошая песня ко двору в любую погоду, — ответил, и сам не понял, к чему про погоду вспомнил. — В смысле, в любое время дня и ночи песня жить и строить помогает. Иди отсюда!
Глупая баба хмыкнула и ретировалась восвояси.
— Стой! — бросил вслед, пока
Не знаю, кого позвала женщина, но через некоторое время появился мужик преклонных годов с папиросой в зубах и фуражкой на голове. Походил мужик, причём очень сильно, на персонажа артиста Юрского из кинофильма «Любовь и голуби». И совсем не походил на бравого солдата времён гражданской войны.
— Вы что, поручик, белены объелись, — по моим соображениям, именно так общались между собой белые офицеры. — Почему не по форме?
— Закурить не желаете? — вместо рапорта просто ответил «артист Юрский».
— А-то ты не знаешь, что я не курю? Красные далеко?
— Красные? — задумался Голицын. — Да кто их знает? Далеко, наверное… — он присел рядом и завонял на всю округу табачищем.
— А как же данные генерального штаба? Разведка, что доложила?
— Разведка-то? — опять переспросил мужик. — Да ничего не доложила.
— Тогда необходимо пленных допросить. Где пленные?
— Где ж им быть, в плену, поди.
— Так иди и допроси! Всему вас учить надо. Ни шагу самостоятельно сделать не можете. Разузнай, как скоро красные в наступление перейдут. И где их ставка базируется.
Служивый, однако, не тронулся с места. Наверное, всё-таки, это был не поручик.
— И чего сидим? — не дождавшись выполнения приказа, я попытался состроить строгое выражение лица. Как у Колчака на портрете.
— Курим, — просто и резонно ответил Голицын.
— Курим, — повторил я. — А в это время страна задыхается от красного террора. Большевицкие банды врываются в города и сёла, глумятся над гимназистками, оскверняют святыни самодержавия. Хватит курить, поручик!
— Да ни куды они не врываются, — не вынимая папиросу изо рта, тягуче процедил сквозь зубы мужик. — Война давно кончилась.
— Да? — удивился я. — И кто победил?
— Сначала красные. Потом и их выгнали. А сейчас непонятно чья власть. Бардак в стране.
— А зачем фуражку надел тогда, раз война кончилась?
— Ветер дует, — «Юрский» наслюнил и поднял вверх указательный палец. — Прохладно на дворе.
— Ну, раз война кончилась, спою другую песню, — поставил ля-минор и опять ударил по струнам. — Такого снегопада, такого снегопада, давно не помнят здешние места…
— А инструментик-то расстроенный, — опять подал голос «не Голицын». — И струны дребезжат, точно херня на палке. Никудышная гитарка.