Прелести

Школин Андрей

— Мережко говорил, что в душе поэта постоянно происходит борьба между добродетелью и пороком.

— Отчасти, это правда.

— Как же тогда рассматривать Ваше утверждение о том, что Благодать снисходит на смиренного? Без Благодати Божией ни одно творение

не станет Большим. Но любой Большой Поступок — это, прежде всего, протест. А протест и смирение — единицы антагонистичные. Где истина?

— Протест протесту рознь. Если душа протестует против приоритетов мира сего, то это благой протест. Ценности земного мира отличаются от ценностей небесных, и душа, рвущаяся к своему Создателю, естественно противится законам, установленным хозяином Земли. И смирение надо рассматривать, как форму протеста против земного мироустройства. Подставляя вторую щёку, ты не идёшь на поводу у искусителя, который ждёт от тебя ответной реакции в виде агрессии, страха или ненависти. Это ли не протест?

— Сложно… — я несколько минут молчал, воспринимал и адаптировал информацию.

— Ну, так… — покачал головой хозяин сада. — Свобода воли и дана человеку для принятия ключевых решений в подобных ситуациях. Здесь и выбор, и протест, и смирение. Казалось бы, на мирской взгляд, несовместимые величины.

— Значит, прав был Миша Магадан…

— Кто?

— Один мой старый знакомый.

— Вот что, пойдём в дом, пообедаем, — мужчина первым ступил на протоптанную тропинку. — В доме договорим…

* * *

— Ну, ладно,

тебе туда, а мне сюда, — отец Николай указал в сторону мостика, а сам повернул к Церкви. — Может, отстоишь службу?

— Я пока не готов, сумбур в голове, пойду на остановку ждать автобус, — поежился, впитывая телом, словно губкой, морозный вечерний воздух. — Забыл спросить, а Вы случайно не знаете, что такое белый ветер?

— Думаю, это из той же серии, что и года крыс, тараканов и прочих мартышек.

— Понятно, — улыбнулся и опять поёжился. — И Приюта Бессмертия никакого не было?

— Не было. А ты, когда сумбур из головы выветрится, обязательно сходи в Храм — исповедуйся и причастись. И приезжай в гости на следующий год, я тебя яблоками угощу.

— Спасибо, отец Николай. Может и приеду.

— Как Бог даст, — он порылся в кармане накинутого поверх рясы полушубка и извлёк знакомую до рези в глазах цепочку из белого металла. — Я в позапрошлое лето полы перестилал и вот это нашёл. Не твоя вещь, случайно?

Посмотрел внимательно на блестящую в темноте серебряную штуковину, отрицательно покачал головой и направился через мост в центр посёлка.

— Нет, не моя. До свидания, батюшка.

Отец Николай пожал плечами, и швырнул железяку в занесённый снегом ручей.

— Ну, нет, так нет. С Богом, Андрей…

2009 г. Москва.