Прелестная наставница
Шрифт:
Ее состояние было весьма и весьма далеким от непринужденности, однако, как это ни странно, она готова была довериться ему полностью и безоговорочно, а потому охотно впала в сладкий дурман. Без сомнения, так оно и было задумано.
— Я поднималась по лестнице в комнату леди Уилкинс, чтобы отдать ей книгу, а лорд Уилкинс ждал за углом. Когда я поднялась, он выскочил и прижал меня к перилам.
— Что же он сделал потом? — Пуговки на другой перчатке уступали одна за другой.
— Начал меня целовать. Я была в такой растерянности,
— Значит, это и в самом деле случилось нечаянно. — Перчатка соскользнула с ее руки. — Почему же ты сказала «почти»?
— Я оттолкнула его в сторону ступенек!
— Ты не могла знать, что он по ним скатится.
— Я хотела этого!
— И правильно. Как иначе ты могла избавиться от его домогательств?
Александра импульсивно схватила и сжала руку Люсьена.
— Ты меня не осуждаешь?
— Я бы осудил тебя за податливость, но речь не об этом. Раз уж тебе не было предъявлено официальное обвинение, почему тебя гнетут воспоминания?
Он взял обе ее руки в свои и поднес к губам. Прикосновение к внутренней стороне запястий было лишь теплым, но обожгло как огнем.
— Я сбежала по лестнице… хотела убедиться, что с ним все в порядке… но он умер от сердечного приступа прямо у меня на глазах.
— Невелика потеря.
Тон Люсьена был абсолютно бесстрастным, и тем не менее Александра подумала: вот человек, чью ярость она не хотела бы испытать на себе. Эта мысль вызвала у нее желание укрыться в его объятиях, спрятаться в них от всего мира, так, чтобы ничто плохое уже не могло ее коснуться.
— Я бросилась назад в библиотеку и сидела с книгой в руках до тех пор, пока лакеи не подняли крик. Леди Уилкинс сразу заподозрила, в чем дело, и послала на Боу-стрит. Я могла покинуть ее дом в наручниках и под стражей, если бы не сказала полиции, что прихожусь племянницей герцогу Монмуту, и что огласка ему не понравится.
— А потом был долгий поиск места.
Александра кивнула. Пару минут длилось молчание.
— Еще один вопрос.
— Всего один?
— Пока один. А в чем дело? Мое внимание досаждает тебе? — спросил Люсьен, приподняв ее лицо за подбородок.
Было бы действительно разумнее, если бы его внимание вызывало у нее лишь досаду, но все происходило далеко не так. Даже место в этом доме она приняла не ради Розы, а ради Люсьена, хотя в тот момент не могла объяснить почему. Теперь это для нее яснее ясного.
— Твое внимание мне по душе, — неожиданно произнесла она, — хотя следовало бы избегать его всеми силами.
— Помнишь, я собирался покрыть твои плечи неторопливыми, но страстными поцелуями? — Люсьен приподнял ее и посадил к себе на колени. — Это не все, что мне от тебя нужно. Я хочу ласкать тебя, любить тебя…
Склонившись к ее губам, он медлил, не касаясь их, в то время как стесненное дыхание
— Люсьен…
Губы их встретились. Тепло, нараставшее в ней с первой минуты, проведенной с ним наедине, внезапно стало жаром — огненным, опаляющим вихрем, рвавшимся из самых глубин ее существа. Александра прильнула ближе, обвила руками его шею… Как это будет? Как он прикоснется к ней? А она — она осмелится прикоснуться к нему?
— Отныне ты будешь танцевать вальс только со мной.
Александра хотела вознегодовать на его приказной тон, но вместо этого испытала лишь восторженный трепет.
— Ты сам направил ко мне виконта!
— Это была уступка правилам приличия. — Платье соскользнуло с ее плеч.
— Встань.
— Не могу…
Люсьен поцеловал ее снова, крепче и дольше. Это был настоящий, полноценный поцелуй из тех, на которые только намекалось в самых откровенных стихах. И неудивительно: разве можно описать вкус рта и дразнящие прикосновения языка — это втягивающее, собственническое движение! Бедром Александра ощущала, как нарастает его возбуждение. У нее вырвался возглас — отчасти протеста, отчасти счастья, — когда его рука нашла и сжала грудь в вырезе ее сорочки.
Люсьен поднялся сам и поднял ее. Шелковое платье скользнуло вниз по бедрам с внятным шелестящим звуком. Александра осталась в одной сорочке, такой тонкой, что ничего невозможно было скрыть от взгляда, который, пропутешествовав по ее телу, коснулся лица и вернулся ниже, на грудь.
— Сними сорочку!
Она слышала частое, прерывистое дыхание и ощущала его взгляд как нечто вещественное, а когда глянула туда, куда он был устремлен, увидела, что ее напряженные соски натягивают легкую ткань. Ей и в голову не пришло прикрыться, напротив, она упивалась тем, какое впечатление производит ее нагота.
— И ты тоже разденься!
Александра потянулась к пуговицам жилетки. Люсьен позволил их расстегнуть, и она подумала, что имеет над ним полную власть — во всяком случае, здесь и сейчас. Когда она медленно стянула жилетку с его плеч, он привлек ее к себе и снова принялся целовать.
— Почему, — спросила она, отстраняясь, чтобы вытащить его рубашку из брюк, — почему ты не отправился с бала к какой-нибудь из своих знакомых? Это было бы логичнее. Зачем тебе гувернантка с подмоченной репутацией, и к тому же девственница?
— Почему? Да потому, что я хочу именно тебя! — ответил Люсьен, сбрасывая рубашку. — И не я один. Думаешь, я не знаю, что было в голове у тех болванов, что танцевали с тобой сегодня? Я тоже мог бы спросить: почему именно я?
Александра положила ладонь ему на грудь, снова припомнив совершенство античных статуй. Сравнение было не в их пользу. Эта кожа была теплой, мышцы двигались и жили под ней. «Потому, что я люблю именно тебя», — чуть было не вырвалось у нее.
— Потому, что я не доверяю тем другим, — вместо этого сказала она.