Прелестная воровка
Шрифт:
— Мне вдруг стало интересно, будешь ли ты чаще бывать здесь и в загородном доме теперь, когда Вергар в тюрьме. И эта квартира и твой дом — они так хороши. Жалко, что они почти все время пустуют.
Он сел рядом с ней и налил ей кофе.
— Я рад, что тебе нравится. У меня есть еще пара неплохих убежищ. А отвечая на твой вопрос: да, я собираюсь остаться здесь на какое-то время.
— Здесь? В городе? Джоун передал ей чашку.
— Да, но и загородный дом я тоже буду навещать. Но следующую неделю я, по-видимому,
Она из осторожности ничего не спрашивала о его планах, и любая сказанная им информация была для нее очень важна. Если она поторопится, то успеет поменять картины до того, как он приедет в загородный дом.
Джоун налил себе бренди и посмотрел на нее.
— Хочешь услышать что-то, как мне кажется, очень интересное?
— Конечно.
— Я ничего о тебе не знаю.
Такого она не ожидала. Если бы Жюли могла угадать, в какую сторону развернется разговор, она не стала бы так быстро соглашаться и показывать свою заинтересованность.
— Да нет же, знаешь.
Он поднял указательный палец:
— Жюли, не надо водить меня за нос. Во время наших встреч мы действительно общаемся, но, вспоминая все наши разговоры, я понимаю, что в них шла речь только обо мне или о чем-нибудь нейтральном. О тебе там не было ни слова. Ты, как иллюзионист, манипулируешь дымом и зеркалами, создавая нужный эффект, и я никак не пойму зачем?
Она опустила чашку и блюдце на колени.
— Ты ошибаешься. Если я не говорю о себе, значит, мне просто нечего сказать. Я не путешествую по миру. В моей жизни не происходит ничего знаменательного. Я живу дома, с отцом и рисую. Все это ты знаешь. Ты даже знаком с моим отцом. Ты сам нанял его на работу.
— И это все, что я знаю. Поверхностные факты. Когда я захотел купить три твоих картины, ты воспротивилась этому. Почему?
У нее не было заранее заготовленного ответа на этот вопрос, и Жюли сказала первое, что пришло ей в голову:
— Они не подходят к интерьеру твоего дома.
— Извини, но это не ответ. Когда ты говорила «нет», ты даже представления не имела о том, как выглядит моя квартира, — спокойно возразил Джоун.
— Я видела твой загородный дом, — нашлась она. — Там висят полотна Моне, Ренуара и Ван Гога. — Жюли улыбнулась. — Уж поверь мне, мои картины туда бы не вписались.
— Я тебе верю, — медленно проговорил он. — И все равно ничего о тебе не знаю. Ты опять ничего не сказала.
Жюли пожала плечами.
— Я скажу тебе все, что ты захочешь.
— Конечно. Конечно, скажешь. И даже позволишь проверить, не держишь ли ты в руке за спиной камень. Проблема в том, что там ничего не будет, так ведь?
— Можно мне немного бренди? — попросила она, чтобы выиграть время. Очень уж его вопросы били точно в цель.
— Конечно, все, что ты захочешь, Жюли.
Джоун налил ей бренди и передал стакан, затем наклонился и спросил:
—
Она хотела попасть в его загородный дом, где была бы отключена сигнализация. Жюли хотела именно этого. И еще она хотела, чтобы он никогда не узнал об этом. И, поскольку она продолжала загадывать желания, ей хотелось бы, чтобы он всегда смотрел на нее так, как сейчас — как если бы она была бесконечно восхитительна и желанна.
Но она не могла получить ничего из этого списка желаний.
Она глотнула бренди и на мгновение закрыла глаза, дожидаясь, пока его согревающая волна прокатилась внутри.
— Жюли, — услышала она вновь, — скажи, чего ты хочешь?
Она открыла глаза.
— Мира и любви для всего человечества, — брякнула она без раздумий.
Его губы слегка изогнулись.
— Звучит как надпись на рождественской открытке.
— А по-моему, звучит прекрасно.
— А мне кажется, что ты просто в очередной раз уклоняешься от ответа на мой вопрос.
Жюли отпила еще бренди. Спиртное прекрасно справлялось со своей задачей и расслабляло ее. Но, увы, Джоун умел создавать новые проблемы и нагнетать напряжение.
— Я не уклоняюсь от ответа, — весело возразила она, не надеясь, что он прекратит свои расспросы.
— Когда я впервые тебя увидел, мне сразу же показалось, что тебе совершенно не нравится быть в центре всеобщего внимания, что, будь у тебя такая возможность, ты бы хотела слиться со стеной или раствориться в толпе. Но ты не стеснительна.
— Просто я не слишком общительный человек. К тому же я присутствовала на приеме только ради отца.
— Должно быть, он очень тобой гордится.
— Гордится мной?
Ей бы хотелось так считать, но кто знал, что думал отец? Он жил в своем собственном мире и большую часть времени даже не знал, где она и чем занимается. Но она тоже была человеком, и ей хотелось бы, чтобы ее отец гордился ею.
— Если верить Уинстону Блэйкли, ты исключительно талантливая художница.
Джоун протянул руку и дотронулся до ее шеи. Его пальцы мягко коснулись кожи, затем спустились к ямочке между ключицами, где пульсировала жилка.
— Ты взволнована, не так ли? Ты не можешь быть спокойной, если разговор заходит о тебе. Почему?
Кожа горела в том месте, где лежали его пальцы, но она должна была сдержаться и не потерять свой настрой. Жюли судорожно искала ответ, который бы его удовлетворил.
— Я часами работаю одна. Проходит день за днем, и единственный человек, которого я вижу, — мой отец. И то лишь несколько минут в день. Я привыкла к одиночеству.
— Звучит как-то неубедительно.
— Я не могу работать, когда вокруг меня собираются люди, — продолжала держаться выбранной линии Жюли. — Возможно, именно из-за этого я чувствую дискомфорт, если вдруг кто-то обращает на меня внимание.