Преломление. Витражи нашей памяти
Шрифт:
Я растерялся, руками развёл.
– Ну, как же я могу возражать, если сам товарищ Сталин…
– Вот и хорошо, – быстро проговорил Ежов, – товарищ Сталин уже ждёт. Идите. Вас проводят.
И тут, как по вызову, вошёл в кабинет амбал в чине полковника: на петлицах три «шпалы», на рукаве – красный угольник в золотой окантовке.
– Проводите товарища Сидорова к товарищу Сталину, – приказным тоном проскрипел Ежов.
Полковник взял меня под локоток и вывел из кабинета…
Сказав это, рассказчик, закрыв с двух сторон линию
– Рыба!
– До Сталина-то дошёл? – снова спросил напарник.
Дормидонтыч сделал паузу, потянулся, оглядел московский дворик, в котором сидели доминошники, и произнёс командирским голосом:
– Мешай!
– Так дошёл или не дошёл?
Дормидонтыч у Сталина
Полковник довёл до самого кабинета, открыл дверь в приёмную, а там меня под белы руки прямо к Сталину и препроводили. Иосиф Виссарионович как раз в это время трубку свою самшитовую набивал. Разламывал папиросы на бумажку и ссыпал табак в чубук. Я же стоял в дверях, как заговорённый, подошвами к полу прирос.
– Что ж вы стоите, товарищ Сидоров? – заговорил вдруг Сталин тихим вкрадчивым голосом, продолжая возиться с табаком. – Проходите, садитесь… Вот сюда, – и он указал мундштуком трубки на ближайший к массивному письменному столу мягкий стул, затянутый зелёным сукном.
Я, не отрывая ног, словно это были не ноги, а чугунные утюги, приблизился к стулу. Сел.
Сталин раскурил трубку и спросил по-отечески:
– Курите, товарищ Сидоров?
– Нет, товарищ Сталин, бросил! – почему-то соврал я.
– И правильно сделали. Дольше проживёте. Хотя… – Он надолго задумался, посмотрел куда-то вдаль за пределы окна и продолжил: – В наше время это не самое главное. Как вы думаете?
– Что думаю? – непроизвольно вырвалось у меня.
– Долго жить – хорошо или плохо? – спокойно добавил к сказанному Сталин.
– Это смотря откуда посмотреть, – начал я.
– Ну, скажем, глядя из моего кабинета. – Сталин затянулся и выпустил дым в сторону окна.
– Я даже не знаю, что вам на это ответить, товарищ Сталин. Наверное, очень долго жить – не совсем хорошо.
– Вот, товарищ Сидоров, вы правильно думаете. Видел вас вчера днём на Спасской башне. Ловко вы звезду к ней приварили.
– Так, товарищ Сталин, как учили. Я ж у Патона первый сварщик.
– А как вы думаете, Патон – наш человек? Родился во Франции, учился в Германии…
– Оскарыч? – всполошился я от такого вопроса. – Свой в доску! Голову на отсечение даю!
– У нас головы не отсекают, товарищ Сидоров, мы же не средневековая страна. И гильотину не мы придумали. Толковые головы нам всегда нужны. Зачем же вашу отсекать? Пригодится. Вам не одну звезду ещё придётся приваривать. А без головы ни одно дело не сделаешь. Правильно я говорю, товарищ Сидоров?
– В самую точку, товарищ Сталин!..
Дормидонтыч сгрёб в пятерню все семь костей
– Ну, будёновцы, – произнёс он голосом командарма, – шашки наголо!
– Так и гутарили по-свойски, типа – вась-вась? – недоверчиво спросил один из игроков, осторожно приставляя к дупелю свою костяшку.
– Так мало того, – продолжил рассказчик, – он предложил чуть ли не на «ты» перейти.
Дормидонтыч внушает доверие
– Как вы к товарищу Патону обращаетесь, – спросил вождь, – по отчеству?
– Да, товарищ Сталин, я его Оскарычем зову, а он меня Дормидонтычем. Такие у нас доверительные отношения.
Сталин вынул изо рта мундштук своей знаменитой трубки и, тыча в мою сторону жёлтым прокуренным пальцем, вдруг предложил:
– А что, товарищ Сидоров, зовите и меня по-простому – Виссарионычем. Подходит?
– Никак нет, товарищ Сталин, язык не поворачивается…
– Почему не поворачивается? С Патоном поворачивается, а со мной нет?
– Как хотите, Иосиф Виссарионович, – твёрдо заявил я, – можете расстрелять меня на месте как врага трудового народа, но при всём моём к вам уважении Виссарионычем называть вас не могу!
– Вы внушаете доверие, товарищ Сидоров.
– Спасибо, товарищ Сталин! – непроизвольно вырвалось у меня.
Вождь народов закрыл откидную крышку папирос «Герцоговина Флор» и положил коробку в верхний ящик письменного стола. Продолжая посасывать трубку, усмехнулся:
– А здорово вы поэксплуатировали нашего всесоюзного старосту. Правильно сделали, товарищ Сидоров, не всё ему по бабам бегать да награды раздавать. Иногда и поработать надо на благо страны.
У меня аж в заднице защемило: неужто тот мужик в сером мантеле был сам Калинин?
– Дал маху. Знал бы, что это Михаил Иванович, разве я посмел бы его отрывать от дел?
– Какие у него дела, у старого ****уна? Наверное, шёл к очередной своей пассии.
– Ну как так можно, товарищ Сталин?..
– Вот и я говорю… А ведь вы ему что-то пообещали. Не так ли, товарищ Сидоров? – Сталин улыбнулся глазами. – Обещание дороже золота.
«Точно! Я ж ему бутылку обещал. Ну, ничего не скроешь. Всё знает вождь. Даже это. Может, он и про электрод знает? Недаром про золото намекает».
Тут мне совсем нехорошо стало, кровь от лица аж отхлынула.
– Что с вами, товарищ Сидоров? – Сталин налил в стакан воды из графина и предложил мне. – Может быть, я что-то не так сказал?
Сделав глоток, я признался:
– Всё так! Было дело, товарищ Сталин, бутылку ему пообещал. Но это я машинально, присказка такая. Не подумайте чего крамольного.
– А что тут такого, – удивился Сталин, – предложение само по себе хорошее, деловое. Я бы тоже к вам присоединился. На троих, так сказать. Но я водке предпочитаю вино. Грузинское. Вы любите грузинские вина, товарищ Сидоров?