Прелюдия к убийству. Смерть в баре (сборник)

Марш Найо

– Скажите, прошу вас, что задержитесь на секунду, и тогда я буду вести себя как примерный мальчик. Мне нужно сказать вам нечто серьезное.

– Я вам не верю.

– Ну пожалуйста! Даю слово, что скажу вам одну вещь первостепенной важности.

– Ладно. Уговорили, – согласилась Децима.

Уочмен выпустил из пальцев ее лодыжку и поднялся на ноги.

– Я вас слушаю, – сказала девушка.

– Сообщение займет минуту или две. Может, присядете и выкурите сигаретку? Или позволите мне некоторое время идти рядом с вами?

Она

бросила взгляд на крохотные фигурки на пристани Кумби-рока, после чего снова посмотрела на него. Несомненно, девушка пребывала в некотором смущении, чувствовала себя не в своей тарелке, но и одновременно испытывала сильнейшее любопытство.

– Не тяните, говорите, что хотели. Здесь и сейчас, – сказала она.

– Отлично. Но, быть может, все-таки присядете? Если мы будем стоять в полный рост, то нас заметит всякий, кто направляется в Оттеркомби или покидает его, а я не хочу, чтобы меня перебивали. Заранее предупреждаю, что никакие низменные мотивы мною не руководят. Так что присаживайтесь.

Он опустился на бугорок рядом с кустиком дрока, и она, с минуту помедлив, присоединилась к нему.

– Вот сигареты. Закурите?

Не дожидаясь ответа, Люк прикурил для нее сигарету, сунул спичку в траву и повернулся к ней.

– Дело, которое я хочу с вами обсудить, связано с вашим левым движением.

У Децимы округлились глаза.

– Это вас удивляет? – осведомился Уочмен.

– До определенной степени, – ответила девушка. – Никак не могу взять в толк, почему вас вдруг заинтересовало ЛДК?

– Вообще-то оно меня мало занимает, – сказал Уочмен, – а вот что меня интересует по-настоящему – так это ваше участие в нем. О, не поймите меня неправильно. Просто я хочу прояснить пару проблем, непосредственно связанных с вами. Разумеется, вы можете не отвечать на мои вопросы, если вам не хочется.

Уочмен откашлялся и указал пальцем на Дециму.

– Теперь что касается собственно движения…

– О господи, – перебила его Децима, слабо улыбнувшись. – Так, значит, эта зеленая лужайка – своего рода зал суда, а этот дроковый куст – скамья свидетелей? Скажите, а само действо должно проходить так, как если бы мы находились в присутствии судьи?

– Слабенький образ, не находите? Больше подходит для обсуждения снов в летнюю ночь.

– Но этим мы, конечно же, заниматься не будем, – сказала она, неожиданно порозовев. – Так что, мистер Уочмен, можете начинать перекрестный допрос.

– Благодарю, ваша честь. Вопрос первый: эта ваша организация, движение, клуб – назовите как угодно – является хотя бы до определенной степени инкорпорированным предприятием?

– И что, по-вашему, это должно означать?

– Это означает, помимо всего прочего, наличие расчетных книг, которые время от времени должны подвергаться проверке, то есть аудиту.

– Боже мой, ну конечно же, не является. Просто это группа единомышленников, постоянно увеличивающаяся

в числе благодаря неустанным трудам Уилла Помроя и отчасти вашей покорной слуги.

– Так я и думал. Надеюсь, у вас имеется список членов вышеупомянутой группы?

– Разумеется. Между прочим, их число достигло трехсот сорока пяти, – с гордостью сообщила Децима.

– А каков вступительный взнос?

– Десять шиллингов. Вы что – подумываете о том, чтобы влиться в наши ряды?

– А кто взимает эти самые десять шиллингов?

– Казначей, ясное дело.

– И секретарь. Мистер Ледж?

– Точно так. Только я не пойму, к чему вы клоните? И за что вчера вечером напустились на Боба Леджа?

– Подождите минутку. А какие-нибудь другие суммы проходят через его руки?

– Не вижу, почему я должна передавать вам информацию по этому пункту, – возмутилась Децима.

– Ничего вы не должны, но мне кажется, что я по этому поводу уже дал вам кое-какие заверения.

– Относительно чего?

– Относительно добрых намерений с моей стороны. Иными словами, вы можете быть уверены, что этот разговор является строго конфиденциальным.

– Ладно, если так, – ответила она, немного подумав. – Разумеется, мы собираем кое-какие суммы по подписке для создания и поддержания некоторых структур. Сейчас, к примеру, собираемся открыть в Иллингтоне свой клуб, а также поддерживаем несколько фондов – испанских, чешских и австрийских беженцев, избирательный фонд – и так далее.

– И сколько в год по подписке собираете? Фунтов триста набегает?

– Пожалуй… Или даже больше. У нас, знаете ли, есть очень щедрые спонсоры.

– А теперь, Децима, слушайте меня очень внимательно. Вы рекомендации этого мистера Леджа проверяли?

– Лично я – нет. Но он человек достойный. Это все знают. И потом он не только у нас секретарем работает. И в обществе филателистов, насколько я знаю, и в ряде других…

– Как я понял, он постоянно здесь не живет, не правда ли? А бывает, скажем так, наездами. Почему, интересно знать?

– Здоровье у него не очень. Даже, говорят, есть подозрение на туберкулез. И что-то не так с ушами. Что именно – точно не знаю. Знаю только, что доктора рекомендуют ему почаще бывать на побережье. Но он очень щедрый человек. И когда в первый раз здесь появился, сразу же записался в наше движение.

– Я могу дать вам совет? Найдите хорошего аудитора. Пусть проверит ваши расчетные книги.

– Вы знаете Боба Леджа с дурной стороны? Нельзя же выдвигать против человека необоснованные обвинения…

– Я ни в чем его не обвиняю…

– Однако высказали предположение относительно того…

– Относительно того, что вам давно пора стать взрослой деловой женщиной, – продолжил Уочмен. – И ничего больше.

– Если вы и вправду его знаете, то просто обязаны сказать мне об этом.

С минуту помолчав, Уочмен произнес: