Преобладающая страсть. том 1
Шрифт:
Сибилла наблюдала, как официант наполняет ее бокал. Она кивнула.
– Владельцы такого телевидения тянут провода – ну, или кабель, как хочешь, – в дома и квартиры, повсюду по стране, и показывают тем, кто к ним подключился, свои программы. А абоненты платят им ежемесячную плату. Все очень просто.
– То есть все, что от тебя требуется, это сляпать несколько передач, а уж владельцы кабельного телевидения обмозолят кулаки об твою дверь, чтобы купить у тебя программу?
Он метнул на нее острый взгляд.
– Нечего смеяться, детка,
– Каким это образом?
– Черт, да ты не слушала! Я же сказал тебе: это клевый бизнес. Хочешь услышать мои предсказания? Вот, пожалуйста. Если у тебя дело пойдет так же хорошо, как и в Нью-Йорке, примерно двадцать пять – тридцать миллионов зрителей раскупят у владельцев кабельного телевидения пакеты программ с нашей центральной станции. И если владельцы кабельных установок будут платить нам от двух до трех баксов за каждого зрителя, то это от пятидесяти до девяноста миллионов в год. Ну, тут еще доходец от рекламодателей, минус кое-какие расходы, итого можно ожидать кругленькую сумму в десять-пятнадцать процентов годовых.
Глаза у Сибиллы сузились в щелочку, и она застыла на своем стуле. Он говорил по меньшей мере об одиннадцати миллионах долларов в год.
– Насколько можно верить этим вычислениям?
– Можно верить, раз я закупил все это у Дурхэмса.
Она поигрывала своим бокалом.
– А что ты имел в виду, говоря: если дело пойдет так же хорошо, как в Нью-Йорке?
– Ты отлично знаешь, что я имел в виду. Ты станешь руководителем, или президентом, директором, шефом – как тебе больше нравится. Я буду наблюдать, стоя за твоим плечом, и говорить с теми с кем нужно говорить, но в мои годы уже не сидят в окопах.
Она глядела мимо него на полыхающие в камине языки пламени. Деньги… громадная аудитория по всей стране… муж предоставляет ей заниматься всем этим одной – как все чаще в последние дни оставляет ее одну в постели. Почему бы ей не чувствовать себя счастливой?
Потому что пережитое в Нью-Йорке унижение висело над ней, как черное облако, все закрывая собой, и в последние месяцы стало только хуже, как будто далекое прошлое, бывшее только в ее памяти, было живее, чем действительность.
– Сиб? Где ты витаешь? Вернись.
Она выпрямилась.
– Разумеется, тебе незачем сидеть в окопах. Я все возьму в свои руки. Так в чем же дело? Только в том, чтобы сделать нормальную программу?
– Это самое сложное. Потом нужно найти каналы вещания. Эти владельцы кабельного телевидения – узколобые ноющие наполеоны-недоноски – решают, что должно идти на каком канале, и вечно норовят запихнуть тебя на тридцатый канал, а то и повыше. На жаргоне это называется Сибирью – никому не хочется туда попасть. Зрители сидят себе в уютных креслах и нажимают кнопки дистанционного управления, и можно держать пари, что с девяносто девятой они не начинают никогда, они начинают откуда-то снизу и двигаются наверх, и почти всегда они останавливаются на чем-то, не добираясь и до пятнадцатого канала. Так
– Значит, надо купить канал пониже.
Он хмыкнул.
– Малышка Сиб, ты всегда попадаешь не в бровь, а в глаз. Официально считается, что эти каналы не продаются, но я попробую, может быть, мы и сможем заполучить что-то стоящее. Какое число тебе больше нравится?
– Двенадцать.
– Почему?
– Потому что телезритель редко быстро прекращает свои поиски – думает, что может пропустить что-нибудь интересное. Но если он просмотрит каналы от второго до двенадцатого и ему что-то понравится, он на этом остановится.
– Звучит убедительно. Давай же закажем, наконец, что-нибудь, черт побери, я проголодался.
С этого вечера Сибилла взялась за дело. Теперь ее блокноты снова были наполнены записями того, что она узнала и выучила на работе, ее впечатлениями и мыслями. Она работала с раннего утра до самой полночи, а то и дольше, планируя время вместе с Эндербаем, у него или у нее в офисе. Они вместе ужинали в ресторане, и потом он шел домой, а она возвращалась на работу. Частенько он уже спал, когда она возвращалась домой. Если, приходя, она видела свет и знала, что это он ее дожидается, она заходила к нему, слишком уставшая для чего-то, кроме легкого прикосновения губами к его лбу, и затем исчезала у себя в спальне.
Но на работе их сотрудничество было даже лучше, чем прежде. Эндербай никогда не видел вспышек ее гнева, ставшего частью ее характера; она умело прятала его под холодной официальностью и надменностью, и чем больше им удавалось достичь, тем довольнее ее гибкостью был Эндербай.
– Нужно как-то назвать то, что мы делаем, – предложила Сибилла, когда они стали покупать кассеты с записями готовых программ у независимых режиссеров.
Они сидели в ее кабинете в том здании, где размещались все офисы и студии ТСЭ, – в Фейрфаксе, на вирджинском берегу Потомака.
– Какой-то девиз, чтобы было отличие от других телесетей.
Он сердито взглянул на нее:
– Девизы – это для рекламы.
– Правильно. А мы рекламируем сами себя. А у других как? «Нью-Йорк Таймс» анонсирует «все новости, которые стоит печатать». «Чикаго Трибьюн» уверяет, что она «самая замечательная газета в мире». Одна из телепрограмм бесстыдно называет себя «Жилищем звезд». А нам что сказать про себя? Только это должно звучать просто, чтобы легко запоминалось.
Его взгляд стал еще более колючим:
– «Телевидение для всех». Ну, как?
– Нет. Это как-то неэнергично. «Телевидение для тебя». Лучше, да?
– Это что, энергично? Мне не нравится. А вот как насчет «Телевидение для собак, кретинов и их слабоумных папаш»?
– Квентин, я же серьезно.
– Ну, а как насчет того, что заставит их переключиться с этих мрачных каналов? «Счастливое телевидение».
Сибилла казалась задетой.
– Слушай, а это неплохая идея.