Преображающие мир. Книга вторая. Охотники и ловцы рыб
Шрифт:
От жгучей ненависти королевских рыцарей во дворе стало жарко, несмотря на вечернюю прохладу. Между Всеславом и ненавистным монахом они выбирали несколько мгновений.
- Так значит это ты - настоящий изменник, - с ненавистью проговорил пан мечник, обращаясь к ушедшему в молитву, облаченному в простой серый подрясник, старому человеку. Налетевший ветерок распушил отливающую серебром бороду монаха
- Вы позорите короля, - вмешался стоящий рядом Всеслав, - признавая, что слабый старый человек, не воин, сумел его убить.
- Уберите его, - отдал приказ пан Герхард, не желая слушать никаких доводов
По знаку руки пана мечника Всеслава выволокли за пределы кольца вооруженных рыцарей, сомкнувшихся вокруг одинокого священника. И недавний осужденный внезапно ощутил неподконтрольное разуму острое блаженство, оттого что остался жить. Он чуть не засмеялся от радости. А над площадью поднялся гул недовольства. Отца Афанасия многие, оказывается, знали. Отряд рыцарей мгновенно перестроился так, чтобы в любой момент отразить атаку совне. Но кто мог противостоять вооруженным королевским рыцарям и шагнувшим им на помощь воинам Вроцлавского гарнизона? Простые необученные люди да считанное число вооруженных людей, не поддерживавших пана Герхарда, но и не видевших необходимости устраивать резню в этом дворе. Резню, в которой сплоченные рыцари все равно победят.
- Он посмел проклясть нашего короля. Вы все слышали его признание.
Отца Афанасия подтащили к дубу и привязали. Его расстреливали с близкого расстояния, не торопясь убивать. К несчастью, Любава не потеряла сознания во время казни. Она вздрагивала после каждой попавшей в неповинного священника стрелы, выпущенной людьми в плащах с вытканными крестами, отчаянно цеплялась за мертвенно бледного Сольмира, но сознания не теряла до самого конца. В ее душе мучительно ломался какой-то жизненно важный стержень. Когда к ней сквозь толпу людей протолкался Всеслав, которого больше никто не держал, она подняла на него мутный взгляд.
- Ты еще жив?
– легкое удивление в синих глазах.
- Да. Ваш отец Афанасий умер вместо меня.
- Так это ненадолго. Ты тоже скоро умрешь.
Удивление в глазах сменилось неживой пустотой.
- Любава, - с ужасом прошептал Всеслав, понимая, что она сходит сейчас с ума, и попытался ее обнять.
- Не трогай, - еле слышно остановил его Сольмир, поддерживающий ее сзади, глядя в глаза Всеславу поверх медноволосой головы подруги.
– Может быть еще хуже. Я однажды нечто подобное уже видел. Отведем лучше ее к больным друзьям.
Всеслав тоже один раз видел это самое "еще хуже". Это случилось, когда он с товарищами наехал на деревню, только что опустошенную германским набегом. Он был тогда еще совсем мальчиком. Им навстречу вышла женщина, которая собирала ягоды в лесу во время набега, потому и выжила, единственная из всей деревни. Она странно смеялась и разговаривала с отсутствующими детьми, но взгляд у нее в те минуты, когда она не смеялась, был таким же мертвенно пустым, как сейчас у его синеглазой милой.
Всю ночь Всеслав и те из его людей, кто решился отправиться с ним, спешно и тайно готовились к отъезду. Его даже удивила преданность его воинов, решивших разделить с ним его неизвестную ему самому участь. Все остальные в замке, напившись, ничего вокруг не замечали. Воины столкнулись только с теми, кто под покровом темноты
С рассветом Всеслав со спутниками начал свой сложный поход сначала к верховьям Одры. Спускаться по Одре вниз Всеслав обоснованно опасался. После смерти короля они могли столкнуться с вооруженными отрядами, неизвестно кого поддерживающими. А под присмотром его самого и пятерых преданных ему воинов, новгородца Добровита и муромца Сольмира в путь отправились два раненых воина новгородца, только-только начавших приходить в себя, непраздная Ростила и не перенесшая последних потрясений, повредившаяся в уме Любава. Насколько это было возможно, раненые Творимир и Негорад, а также Ростила плыли в лодке, а те, кто не гребли, сопровождали их на конях по берегу, ведя на поводу свободных коней. Там, где течение Одры становилось слишком быстрым среди скалистых берегов, приходилось переносить раненых воинов на руках, а ладью перевозили с помощью катков и лошадей.
Один раз вечером путешественникам, утомленным таким сложным переходом, пришлось остановиться на ночлег раньше чем обычно, на берегу небольшого озерца в холмистой местности. Ростила сплела венок из известных только ей цветов и веток, надела его на Любаву, целуя ее и что-то тихо напевая. Новгородка не возражала. В ее глазах по-прежнему стояла рассеянная пустота. Иногда только пустота сменялась тревогой, она поднимала руки к голове, пытаясь что-то вспомнить, но затем снова опускала руки и впадала в отрешенное состояние. При этом ничего не ела, да и пила очень мало.
- Спел бы ты ей что-нибудь, - с болью сказал Всеслав Сольмиру, наблюдая, как Ростила обнимает рыжеволосую девушку и пытается ее накормить.
– Ей так нравилось, кода ты поешь и играешь.
- Вот поэтому и не стоит, - ответил сказитель.
– Пока она еще нас узнает, но я опасаюсь сделать что-нибудь неосторожное, после чего она рассмеется и скажет: "кто вы, хлопчики? Ой, боюсь, боюсь". И побежит в лес, прятаться от нас. А нам придется ее вылавливать, насильно связывать, а она будет вырываться... Ей сейчас совсем немного надо, чтобы откачнуться туда, откуда возврата не будет. А мои песни далеко не всегда безопасны.
Всеслав тяжело вздохнул. Этот вечер напомнила ему ночевку на похожем озерце, когда он расспрашивал Любаву о ней самой, а Сольмир тихо спал рядом. Так же шуршали камыши, кто-то плескался в воде. Да вот только Любава была совсем другой.
- Что с ней теперь будет? Я не смогу быть все время с ней, даже если стану служить князю Ярославу. А я не уверен, что стану. Станет ли заботиться княгиня о своей бывшей дружиннице? Я понял из рассказов самой Любавы, что она была им нужна в основном из-за своего отца Рагнара.
- Да, княгини они такие, - подтвердил Сольмир грустно, - им не до простых людей.
- Не знаю, как княгиня Инга, - вмешался в их разговор пришедший в себя Негорад. Он сутки назад очнулся, был по-прежнему слаб, но быстро шел на поправку, - но Марьяна Творимирычева Любку точно не бросит. Так что не изволь беспокоиться, Всеслав. Справимся, - и он слегка улыбнулся своей обычной холодноватой улыбкой.
- Может она и придет в себя к возвращению в Новгород, - с сомнением произнес Сольмир, - но знаешь, что нужно попробовать сделать?