Преображение любовью
Шрифт:
Джек присоединился к ним, и они двинулись дальше. Мужчины захотели почистить туфли и остановились у ящика, в который были вмонтированы даже часы, а затем нашли ресторан возле старого караван-сарая. Им дали отдельную кабинку. Элис села рядом с Титусом, напротив Джека, и не знала радоваться этому или огорчаться. Ее смущало, что они сидели так близко, что их плечи почти соприкасались, но зато ей не надо было смотреть ему в лицо. Она вновь почувствовала беспокойство и неуверенность, возбуждение и отчаяние, и при этом должна была держаться естественно.
К ним подошел улыбающийся
— Титус никогда не любил креветки. Наступила многозначительная пауза. Джек опомнился первым и, стараясь загладить ее промах, стал о чем-то говорить. Но Гэйл спросила:
— Минуточку. Что ты имела в виду, Элис, когда сказала, что он «никогда не любил» их?
— Ээ… разве ты не говорил этого вчера за ужином? — спросила Элис у Титуса, интонацией намекая, что он должен ответить утвердительно.
Но вместо этого Титус ответил:
— Мы ни разу не ужинали за одним столом во время этой поездки.
— Тогда за обедом.
— И не обедали тоже.
Губы Титуса дрогнули, когда он увидел ярость в глазах Элис, но она обмерла, когда он повернулся к Гэйл и сказал:
— Она знает. Потому что раньше мы жили вместе.
— Жили вместе? — Гэйл увидела, как у Элис вспыхнули щеки, и догадалась обо всем. — Вы были любовниками?
— Да, и довольно долго.
Гэйл уставилась на них, лицо ее стало постепенно краснеть, а в глазах загорелся гнев.
— Вы оба вели себя отвратительно, ничего мне не сказав. Из-за вас я выглядела, как дура.
— Нет, Гэйл, это не так. — Элис хотела прикоснуться к ее руке, но Гэйл отодвинулась. — Мы с Титусом давно расстались. До этого круиза в течение двух лет мы даже не виделись. — Переведя дыхание, она постаралась говорить спокойно. — Титус совершенно свободен и волен общаться, с кем пожелает. И мне… мне очень жаль, что он знает о том, что ты рассказала о вашей связи.
При этих словах Гэйл вздернула подбородок и быстро взглянула на Джека, но тот не проронил ни слова.
— Похоже, ты не очень удивлен, Джек. Ты… ты знал об этом?
— О том, что Элис и Титус были близки? Да.
— И… и обо мне? Он кивнул головой:
— И об этом тоже.
Гэйл разозлилась.
— Такое впечатление, что все все знают.
— Не совсем. — Титус пристально посмотрел на Гэйл. — Мне кажется, ты кое о чем должна рассказать Элис.
Элис с удивлением посмотрела на него, а затем ей пришла в голову мысль: «Боже, она сейчас скажет, что они обручились». Ей стоило огромного труда встретиться взглядом с Гэйл, пока она ждала ответа.
Губы Гэйл дрожали, но она справилась с собой и сказала:
— Хорошо. Все было не правдой — то, что я сказала о Титусе и о себе. Мы с ним не спали. Я это придумала, — закончила она с вызовом. Стало ясно, что поступила она так из тщеславия.
Элис не знала, как реагировать на это признание.
— Ну, поскольку все проблемы решены, может быть, теперь мы обсудим,
Женщины с благодарностью посмотрели на него, хотя трудно было сказать, у кого из них щеки пылали сильнее. Элис взяла меню и невидящим взглядом уставилась в него. Зачем Титус заставил бедняжку Гэйл признаться во лжи, зачем он вообще все это затеял? Скорее всего, чтобы внести ясность, но для кого? Если для Джека, то тогда Титусу стоило всего-навсего шепнуть ему на ухо. Значит, это было сделано ради нее. Но почему это так важно для Титуса, если только… Элис испугалась своих мыслей, боялась, что надежды опять вернутся к ней. Понимая, что остальные смотрят на нее, она оживилась, стала смеяться, болтать о всяких пустяках и вела себя вполне непринужденно до конца ужина.
— В нашем распоряжении еще есть пара часов до отплытия, — сказал Джек, когда они покинули ресторан. — Что будем делать?
— Мы с Элис прогуляемся по берегу, — заявил Титус решительно и добавил:
— Увидимся на судне.
Ночь была ясная, в небе горели звезды, и луна сверкала серебром. Они долго шли молча. Когда огни центра города остались позади, Титус сказал:
— Давай пройдемся по пляжу.
Он спрыгнул с дорожки на песок, и Элис положила руки ему на плечи, чтобы он поддержал ее, хотя вполне могла спуститься самостоятельно. Она сняла туфли и отошла к самой воде. Титус наблюдал за ней. Она повернулась к нему и спросила:
— Почему?
— Ну и вопрос! Что именно почему?
— Почему ты позволил мне думать, что вы с Гэйл были любовниками?
— Разве это было так уж важно?
— Ты прекрасно знаешь, что важно, — воскликнула она. — Зачем ты это сделал? Почему ты целовал ее у меня на глазах. Это что — месть?
— Месть?
— Да, за то, что я бросила тебя. За то, что я не оправдала твои ожидания? Ты же об этом хотел поведать в своем сонете?
Титус покачал головой, и затем, медленно подбирая нужные слова, сказал:
— Когда ты ушла, я был вне себя от ярости. Никогда в жизни не испытывал такой злости. Я знал — из-за того, что мы полюбили друг друга с первого взгляда, для тебя наши отношения, наша совместная жизнь стали сбывшейся мечтой, идеальной любовью. Я пытался сохранить этот сказочный мир, но когда понадобился Камилле и Тиму, у меня не было другого выхода, и пришлось тебе все рассказать. Мне не хотелось разбивать твои мечты, Элис, но я был вынужден это сделать. А затем, когда я нуждался в тебе, ты не захотела мне помочь и этим убила мою мечту.
— Так значит, это месть?
— Нет. Я стал ухаживать за Гэйл и поцеловал ее, потому что хотел посмотреть, как ты будешь реагировать. Мне важно было знать, любишь ли ты еще меня и станешь ли ревновать. То, что она похвасталась тебе, будто нас связывает нечто большее, было продиктовано ее тщеславием, но никак не входило в мои планы.
— Ну и как, я правильно среагировала? — спросила Элис с горькой усмешкой.
— Ты засмеялась, — напомнил он ей. — Поэтому я не знал, что и думать. Но когда ты уплыла в море, я так волновался, что уже был готов поплыть за тобой.