Преодоление земного притяжения

Протоиерей Николай Викторович

— Странный пароль, — хмыкнул Серьговский.

— Такой сам Коля предложил, сказал, что ему легче его запомнить.

IV

Серьговский не терял времени даром. Прогуливаясь по городу, неизменно заходил на вокзал, подсчитывал прибывшие составы с танками и другим вооружением. Вечерами сидя в ресторанчике или пивном баре, внимательно прислушивался к разговорам офицеров, выуживая из них нужную для себя информацию. Аналитический склад ума позволил ему, сопоставляя и анализируя все увиденное и услышанное, сделать вывод, что немцы готовятся к серьезному прорыву на восточном фронте. Но где? Ведь это так важно знать, чтобы советское командование смогло заранее перегруппировать свои силы и не дать застать себя врасплох.

Несколько раз удалось повстречаться с Кюхельманом. Чувствовалось, что он что-то знает, но излишнее любопытство могло насторожить контрразведчика. А он был необходим на будущее. В один из вечеров, во время ужина Владислав, меняя у Серьговского тарелку, шепнул ему:

— По радио из Москвы сообщили, Паульс сдался.

Это было известие, которого Серьговский давно с нетерпением ждал и на которое был весь расчет операции. Через несколько минут в зале появился Кюхельман. Он подсел к его столику и заказал себе ужин. Пока исполняли заказ, Кюхельман, потягивая пунш, испытывающе посматривал на Серьговского. Тот сидел с беспечным видом, не торопясь, жевал бифштекс, искусно скрывая свое волнение. Наконец Кюхельман не выдержал:

— Ну, что, капитан, доживаете последние деньки мирной жизни и собираетесь опять в Сталинград?

— Да, уже надоело бездельничать, — как можно равнодушнее промолвил Серьговский.

— Можете не спешить, господин Биргер, в этом уже нет нужды. Сегодня Паульс сдался русским со всей своей трехсоттысячной армией.

— Не может быть, — воскликнул Серьговский.

— Может, дорогой мой друг, может. Возблагодарите Бога, что вы сейчас не там.

— Но где же честь мундира? Уж лучше бы он застрелился, — продолжал изображать негодование Серьговский.

После ужина, прощаясь, Кюхельман сказал:

— Выздоравливайте, голубчик, и приходите к нам в штаб, люди с вашим опытом всегда нужны.

Это было как раз то, что хотел услышать Серьговский. Первая часть плана операции удалась на славу.

V

Вот уже как неделю Серьговский служил при штабе Восточной резервной армии. К серьезной информации его не допускали. Но даже те сведения, которые он сумел собрать из косвенных источников, вызвали интерес и одобрение Центра. Серьговский понимал, что спешить и рисковать по пустякам пока не стоит. Необходимо выждать момент, когда откроется возможность добыть главную информацию, ради которой его сюда и направили. А такой информацией могли быть только данные о дислоцировании резервной армии на восточном фронте.

Как-то раз, прогуливаясь в воскресенье по городу, он вспомнил о Коле Пашкевиче и решил посмотреть на паренька. Было около трех дня. Он прошел в сквер и сел на противоположной стороне от условленного места. Ровно в пятнадцать часов подошел паренек лет восемнадцати и присел на ту самую скамейку. Посидел со скучающим видом минут пять, встал и пошел в сторону храма. Взойдя по ступенькам на паперть храма, он три раза перекрестился и зашел вовнутрь. «Молодец, — про себя отметил Серьговский, — делает все натурально. С такого паренька получится неплохой разведчик». В это время мимо него проходил высокий худой священник, в длинном сером пальто поверх подрясника и с надвинутой на глаза черной скуфьей. Проходя мимо Серьговского, он мельком глянул на него. Тому показалось, что священник вздрогнул. Уже отходя от Серьговского, священник еще раз оглянулся на него каким-то странным взглядом. То ли удивленным, то ли испуганным. «Неужели он меня узнал?», — эта первая мысль обожгла душу разведчика. Но уже другая мысль посмеялась над первой: «Кого собственно узнавать? С двадцать пятого года я за границей, после сразу арест, а там война. Собственно в России меня никто и не видел. Здесь я вообще никогда в жизни не появлялся. Ерунда, это у меня от переутомления воображение разыгралось». Но как бы Серьговский себя ни успокаивал, на душе все равно остался неприятный осадок.

VI

Прошел март с его переменчивым настроением, то мороз, то оттепель.

Апрель сразу заявил свои права бурным таянием снегов. Серьговский в свое обычное время шел, перешагивая через ручьи, в ресторан обедать. Настроение у него, как и всегда весной, было приподнятое. Появилось предчувствие каких-то хороших перемен. Но когда его подошел обслуживать какой-то другой официант, хорошее настроение словно испарилось. Отсутствие Владислава его очень взволновало. Но выяснять причину этого он не стал, это могло вызвать подозрение. Вечером он снова пришел в ресторан и опять не обнаружил Владислава. Ночь спал плохо, перебирая все возможные варианты исчезновения Владислава. Утром следующего дня принял решение идти на контакт с Колей Пашкевичем. Другого выхода не было. Во-первых, надо было выяснить, что случилось с Владиславом, а во-вторых, срочно нужна была связь с Центром. Была как раз суббота. Без четверти пятнадцать он направился в сквер. В сквере он, заложив руки за спину, не торопясь прогуливался. Увидев, что Коля идет к скамейке, он пошел ему навстречу. Проходя мимо, он как бы нечаянно задел его плечом и извинился, в то же время незаметно подложил ему в карман записку. Коля присел на лавочку, а Серьговский, пройдя до конца сквера, тут же развернулся и пошел неторопливой походкой назад. Проходя мимо Коли, он, не глядя в его сторону, произнес:

— Ваши молитвы кому-нибудь помогают?

Коля, растерявшись от неожиданности, не сразу произнес ответ.

А Серьговский, не останавливаясь, сказал:

— В правом боковом кармане, — и проследовал дальше.

— Помогают всем, кто в это верит, — с запозданием произнес Коля, с удивлением глядя вслед уходящему Серьговскому.

Засунув руку в правый боковой карман пальто, он обнаружил там клочок бумаги, но доставать ее не стал, а пошел в храм. Там в укромном месте он развернул записку и прочел: «16:00 — ул. Глухая 15. Записку уничтожь». Коля отнес записку в пономарку алтаря и сжег ее в печке. Затем, переждав немного времени, пошел по указанному адресу. Он специально прошел по нескольким близлежащим переулкам, чтобы убедиться в отсутствии слежки. В доме его встретил сам Серьговский и, крепко пожав руку, провел в свою комнату.

— Что случилось с Владиславом, — сразу же задал он вопрос, больше всего волновавший его.

— Заболел. Воспаление легких. Очень высокая температура. Проболеет не менее двух недель. Он меня предупредил, что вы со мною свяжетесь.

— Да, плохи наши дела, Коля. Но ничего, как-нибудь продержимся. Теперь слушай меня внимательно. Встречаться мы с тобой больше не будем, это опасно. Давай подумаем, где мы будем передавать друг другу сообщения.

— Лучше всего это делать на той самой скамейке, — предложил Коля. — С левой крайней ее стороны есть сбоку небольшое углубление. Когда сидишь, можно незаметно положить, а также взять небольшую бумажку, свернутую трубкой.

— Хорошо, будь осторожен. Вот тебе очередная шифровка для передачи.

VII

Коля как обычно подошел к скамейке, присел на ее край и, закинув ногу на ногу, стал беспечно оглядываться кругом. Убедившись, что никто за ним не наблюдает, сунул записку в щель скамейки и, посидев немного, направился в сторону храма. Но на самом деле за ним наблюдали и очень внимательно. С одной стороны, сотрудники контрразведки штаба резервной армии Восток, а с другой, отец Пахомий, стоявший у церковного окна. Как только Коля зашел в храм, он сразу подошел к нему и шепнул:

— Пройди за мной в ризницу.

Коля повиновался. Когда он зашел в ризницу, отец Пахомий с жаром заговорил:

— Времени у нас крайне мало. Потому слушай меня и ради Бога верь мне. Я давно догадывался, что ты сотрудничаешь с партизанами. Как это ни горько, но я должен открыть тебе правду, отец Венедикт вас предал. Об этом я узнал случайно. Не удивляйся этому, предавший однажды, предаст и второй раз. Теперь за тобой следят, но им нужен не столько ты, как тот, кто придет за посланием, оставленном тобою в скамейке.