Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание
Шрифт:
Итак, войдя туда, где я имел обыкновение молиться и начав»Свитый Боже»… я был тотчас же настолько подвигнут на слезы и Божественное желание, что бессилен выразить словом бывшую мне тогда радость и сладость. Но, упав сразу навзничь, я увидел — и вот, великий свет умственно осветил меня и вобрал в себя весь мой ум вместе с душой, так что неожиданности чуда я изумился и сделался словно в экстазе . И не только это, но забыл я и место, на котором стоял, и кем я был и где [находился], взывая только:«Господи, помилуй»… Было ли это в теле, или вне тела беседовал я с этим светом, знает сам свет (2 Кор. 12:2)… Ибо он настолько укрепил — о, страшное чудо! — мои ослабевшие от многого труда члены и нервы и придал им силу, что показалось мне и явилось, будто я совершенно совлекся одежды тления. И не только это, но и великую умственную радость и ощущение и сладость, которая превыше вкуса всего видимого, влил он неизреченно в душу мою, а также свободу и забвение всех житейских помыслов даровал мне… [1414]
1414
Cat. 16, 78–105
Еще один случай экстаза описан Симеоном во 2–м Благодарении, которое тоже носит автобиографический характер:
…Я опять увидел страшное таинство.
1415
Euch. 2, 167–172
Оба приведенных случая имеют много общего между собой; в них также немало черт, сходных с описаниями экстаза у Макария Египетского и Исаака Сирина. У,· всех трех авторов экстаз возникает во время молитвы, он связан с видением света, его сопровождают слезы, радость и сладость, потеря самосознания и отрешение от мира, иногда расслабление членов и трепет (дрожь).
Описания экстаза, которые мы встречаем у Симеона, более эмоциональны и драматичны, чем те, что мы находим у предшествующих авторов. Приведем здесь одно из его самых драматичных описаний экстаза, содержащееся в Главах — произведении, которое в целом отличается от других сочинений Симеона своей сдержанностью [1416] . Здесь Симеон указывает на непосредственную связь между экстазом и обожением:
1416
Ср. Василий (Кривошеий), архиепископ. Симеон, 304–305
Имеющий внутри себя свет Всесвятого Духа, не вынося видения его, падает ниц на землю, кричит и вопиет в изумлении и великом страхе как видящий и претерпевающий действие, которое выше естества, выше слова, выше мысли. Он становится подобен человеку, у которого все внутри по какой-то причине зажглось огнем: попаляемый им и будучи не в силах вынести жжение пламени, он делается словно исступленный . Совершенно не имея силы совладать с собой, орошаемый непрестанно слезами и ими освежаемый, он еще сильнее разжигает огонь любви. От этого он проливает больше слез и, омываемый их излиянием, сияет еще ярче. Когда же, всецело разгоревшись, становится, как свет, тогда исполняется сказанное:«Бог, вступивший в соединение с богами и познаваемый ими — и притом, вероятно, настолько, насколько Он уже соединен с сочетавшимися с Ним и открыт познавшим Его» [1417] .
1417
Сар. 3, 21. Цитата взята из Григория Богослова: Слово 38, 7, 20–22; ср. Слово 45, 3 |328 А).
Этой заключительной цитатой из Григория Богослова, а также аллюзиями на послания апостола Павла (в частности, на 2 Кор. 12:2), которые мы отметили выше, Симеон подчеркивает традиционный характер описываемых им экстатических видений и состояний. В другом месте, говоря об экстазе, Симеон ссылается на опыт святых [1418] . Во всем этом Симеон близок к Исааку Сирину, который также ссылается на опыт святых и цитирует (в греческой версии) Григория Богослова.
Подчеркнув сходство между Симеоном и предшествующими ему писателями в раскрытии темы мистического экстаза, укажем теперь на одну особенность учения Симеона. Большинство авторов описывает экстаз как явление редкое и исключительное: из слов апостола Павла (2 Кор. 12:1) можно заключить, что за четырнадцать лет у него был один подобный случай; Иоанн Лествичник, как кажется, пережил такое состояние только однажды (да и то он видел ангела, а не Самого Бога и не Божественный свет) [1419] . В некоторых агиографических памятниках, а также у Макария и у Исаака, экстаз представлен как более частое явление; тем не менее он рассматривается как особое, исключительное состояние, свойственное совершенным, и как один из явных признаков святости. Симеон же, напротив, выражает мысль о том, что экстаз, сопровождаемый потерей самосознания и другими сходными физическими явлениями, является состоянием, характерным для тех, кто только начинает вести духовную жизнь, а не для опытных подвижников:
1418
Ср. Eth. l, 12, 329–339
1419
Лествица, 27 [1109BD].
Слыша, что когда такой-то снятый пришел в созерцание Бога, то восхитился ум его, и он столько и столько дней и ночей провел, совершенно не помня ничего земного… они не понимают… что такое восхищение ума свойственно не совершенным, но новоначальным… Мало помалу [происходит] преуспеяние души, которая приобретает привычку к видению умного света: она отходит от великого изумления , познавая, что есть нечто более совершенное и высокое, чем это состояние и видение… Пребыв долгое время в этом, [человек] считает это обычным… и всегда пребывающим с ним… С тех пор он пребывает во свете, или, скорее, со светом, и уже не в экстазе находится, но и самого себя, и то, что окружает его, и ближних своих видит.. [1420]
1420
Eth. l, 12, 329–435 (329–339, 373–377, 422–426, 433–435). Ср. концепцию»непрестанного»видения света у»греческого Исаака»(=Иоанна Дальятского): Слова подвижнические, 43 [177]. Иоанн Дальятский в своем Письме 40, 3 [432–433] говорит об одном монахе, который при начале духовной жизни впадал в экстаз всякий раз, когда свет Святой Троицы являлся ему; позднее видения стали постоянным явлением, он»привык к красоте, превосходящей всякую красоту»и приобрел чувство постоянного присутствия Бога
Можно сказать, что, согласно Симеону, есть две стадии экстаза: импульсивный, восторженный экстаз новоначальных и непрестанный экстаз совершенных. Последний есть созерцание Божественного света без собственно»экстатических»признаков — потери самосознания, выхода из тела и пр. Первый вид экстаза по мере преуспеяния человека на пути подвижничества должен постепенно уступать место второму.
К этой идее Симеон, вероятно, пришел благодаря особенностям его собственного мистического развития — от драматичных и редких экстазов в юности [1421] к более частым, но, возможно, менее эмоционально окрашенным видениям
1421
Тех, что описаны в 22–м и 16–м Огласительных Словах: временной разрыв между ними — около семи лет
1422
Житие, 111, 3–4. К этому свидетельству Никиты имеется интересная параллель в»Жизни Плотина», написанной его учеником Порфирием. Согласно последнему, Плотин»многократно возносился… к верховному и над всем сущему Богу…«По утверждению Порфирия, он четыре раза видел своего учителя в состоянии экстаза; про себя же прибавляет, что лишь однажды сам достиг этого состояния, в возрасте шестидесяти восьми лет: см. Порфирий Жизнь Плотина, 23, 7–24 [цит. по: Плотин. Эннеады. .. Сс.26–27].
5. Бесстрастие
Тема бесстрастия проходит через все творчество Симеона. Что подразумевает термин («бесстрастие») в контексте его духовного учения и святоотеческого Предания в целом?
Этот термин берет начало в древнегреческой философии, где он означал безучастность, бесчувствие, свободу от страданий, в противоположность («страсти»,«страданию») [1423] . В стоицизме термин отражал идеал бесстрастности, покоя, отсутствия эмоций, что считалось качествами истинного («мудреца») [1424] . Плотин рассматривал как отрешенность от всего чувственного, отречение от родных и друзей, освобождение от всех эмоций и желаний, от самого мышления [1425] ; ум должен быть бесстрастным, чтобы обладать способностью проникать в область мысленного [1426] .
1423
См. Аристотель. Никомахова этика, 2, 2, 5 [1104Ь], и др. О различных значениях слова как в греческой философии, так и в святоотеческом богословии см. Ware. Pathos. Значение термина в немалой степени зависит от того, какое значение тот или иной автор вкладывает в термин (страсть).
1424
Ср. Персей. Фрагменты [цит. по: Фрагменты стоиков, 449 = I, 99]; Диоген Лаэртский. О жизни философов, VII, 117 [346]; Сенека. Письма, I, 9, 1–2 [17]. Ср. Rist. Philosophy,^ 31, и др
1425
Ср. Эннеады, 4, 3, 32 [100]
1426
Эннеады. 4, 6, 2, 18–22 [174]
Стоические корни термина можно различить и у христианских авторов [1427] . В частности, Климент Александрийский говорит об как о равнодушии и отрешенности, которые требуются от истинного гностика ( — эквивалент стоического ) [1428] . Максим Исповедник различает четыре степени : 1) недвижность тела на греховные дела; 2) полное отвержение душой всякой страстной мысли; 3) полная невозмутимость желательной части души и неподвластность ее страстям; 4) полное отвержение всякого чувственного образа страстей [1429] . Все четыре степени определяются в отрицательных выражениях.
1427
Ср. Lampe. PGL, 170. О бесстрастии см. статью Г. Барди в, DSp 1, 727–746. Ср.: Lot-Borodine. Deification, 70–86; Miquel.,;· Lexique, 119–129
1428
Строматы, 4, 22 [309]; 6, 9 [468]; 6, 13 [484]. Ср. также мысль об истинном философе как у Григория Богослова: Слово 26, 13 [256–258]
1429
Вопросоответы, 55, 15–18 523].
Наряду с таким пониманием развивается и другое, более положительное: как господство над страстями и стяжание всех добродетелей, включая смирение и любовь. Уже Евагрий говорит об как полноте Божественной любви:«Состояние молитвы есть навык бесстрастия, который благодаря наивысшей любви восхищает на духовную высоту философствующий ум» [1430] . Согласно Иоанну Лествичнику,«украшение бесстрастия — добродетели» [1431] ; само же бесстрастие есть»совершенное совершенных несовершаемое совершенство» [1432] . Бесстрастный — тот, кто»душу свою представил лицу Господню, всегда простираясь к Нему, даже и выше сил своих» [1433] . Лествичик тесно связывает бесстрастие со смирением [1434] ; как мы помним, именно он высказал мысль о том, что бесстрастный должен скрывать под мнимыми страстями свое бесстрастие [1435] .
1430
О молитве, 53 [1177 С]. Ср. Практик, 81 [670].
1431
Лествица, 29 [1148 В].
1432
Там же [1148 С].
1433
Там же [1148 В].
1434
Там же, 26 [1092 С):«Множество смирения есть матерь бесстрастия». Ср. Там же, 25 [992 ВС], и др
1435
Там же, 26 [1064 ВС] и 25 [997 ВС]. Ср. сказанное в Главе III о бесстрастии Симеона Студита. Учение Иоанна Лест вичника о бесстрастии рассмотрено в: Chryssavgis. Ascent, 184–188