Прерафаэлиты: мозаика жанров
Шрифт:
И я мое сокровище живое
Не отдал бы за десять океанов,
Хотя б нектаром влага их была
И золотом — береговые скалы,
И драгоценным жемчугом — песок[23].
Не меньше мы сожалеем и о том, что, хотя в шекспировской пьесе действуют два джентльмена из Вероны, на картине мистера Ханта изображен лишь один; по крайней мере, коленопреклоненная фигура справа на джентльмена совсем не похожа. Но, возможно, художник поступил так намеренно: всякий, кто помнит поведение Протея в предыдущих сценах, думается, склонен будет сказать, что ошибка кроется, скорее, в перечне действующих лиц у Шекспира, нежели в идее мистера Ханта[24].
Трудно
Наряду с неудачным выбором лиц надлежит отметить и неудачный выбор красок для изображения человеческого тела. Руки — по крайней мере на картинах Миллеса — почти все плохо раскрашены, и телесный цвет преимущественно передан грубыми фиолетовыми и тускло желтыми тонами. Вполне возможно, что это зло по большей части проистекает из попытки достичь абсолютной естественности, которой Мюльреди так и не удалось достичь в некоторых его прекрасных работах. Полагаю, все согласятся, что дотошное выписывание крошечных деталей неблагоприятно сказывается на передаче цвета тела; так, о рисунке Джона Льюиса на давней акварельной выставке 1850 года (рисунке, которого в плане проработки деталей можно поместить в один ряд с картинами прерафаэлитов) было верно сказано, что лица раскрашены хуже, нежели все остальное.
Недостаток тени — вот что чаще всего еще замечают зрители. Однако ж этот недочет в большей степени присущ не столько работам прерафаэлитов, сколько другим картинам, выставленным в Академии. Фальшивы именно они — в той мере, в какой фальшива всякая картина, которая пытается передать живой солнечный свет с помощью мертвого пигмента. Я считаю, что у мистера Ханта есть некоторая склонность преувеличивать отраженный свет; а если мистер Миллес когда-нибудь видел красивый витраж, он должен знать, что его цвета намного приглушеннее и сдержаннее, чем на окне у Марианы. И все же большинству картин прерафаэлитов приговор вынесен опрометчиво, поскольку мы привыкли видеть на холсте лишь тот свет, что падает на модель в тусклой студии художника, а вовсе не ослепительное сияние солнца в полях.
Сомневаюсь, что мне удастся найти у прерафаэлитов другие недостатки. Кое-что наводило меня на мысль, что эти художники слишком увлечены католицизмом, но затем я получил письмо, которое убедило меня, что я ошибочно приписывал это прерафаэлитам. Я могу лишь сказать, что старое доброе паломничество Кристианы и ее детей в поисках «фонтана Милосердия» в наши дни было бы уместнее «паломничества» девицы мистера Коллинза, совершаемого вокруг рыбного садка. Поэтому всем им я от души желаю успехов и искренне верю, что, если смелость и энергия, которые продемонстрировали прерафаэлиты, разрабатывая свою систему, соединятся с терпением и благоразумием и если они под
Имею честь оставаться Вашим покорным слугой, автор «Современных художников».
Денмарк-Хилл, 26 мая
Данте Габриэль Россетти
Колдовской сад
Рассказ
Перевод Валентины Сергеевой
Говорят, что сны бывают разные; но я в своей жизни видел лишь один.
Всякий раз мне снится узкая долина, склоны которой, поросшие дикими яблонями, вздымаются из глубокого русла пересохшей реки. На самом большом дереве, там, где ствол раздваивается, стоит и поет прекрасная золотоволосая женщина, одну белую руку вытянув вдоль ветви, а в другой — держит ярко-красное яблоко, словно протягивая его кому-то, идущему по склону. Деревья внизу растут все гуще, ветви тянутся с обеих сторон, закрывая глубокий овраг — этот овраг полон трупов.
Они лежат грудами под пологом ветвей, и в руках у каждого — надкушенное яблоко; есть и старые скелеты, есть и те, кто как будто умер лишь вчера. Женщина стоит над мертвецами, неумолчно поет и предлагает отведать яблоко.
Место, которое я вижу во сне, знакомо мне. Я с детства знаю эту долину и слышал немало рассказов о людях, которые погибли там, зачарованные пением сирены.
Я часто прохожу той долиной и рассматриваю ее так, как, вероятно, рассматривают место, выбранное для своей могилы.
Я ничего не вижу, но знаю, что долина сулит мне смерть. Яблони здесь ничем не отличаются от других, и с ними связаны детские воспоминания, хоть меня и остерегали здесь бывать.
Сирену встречают лишь однажды — и только тогда, когда человек один. И тот, кто ее увидел, пропадает навеки.
Однажды на охоте мои собаки загнали в долину оленя — он забился под большую яблоню, и собаки отказывались подходить к нему. Когда я приблизился, он заглянул мне в глаза, как бы спрашивая: «Ты сам умрешь здесь — так неужели ты убьешь меня?» Казалось, на меня смотрела моя душа; я отозвал собак, которые охотно последовали за мной, и позволил оленю скрыться.
Я знаю, что непременно пойду туда, услышу песню и возьму яблоко. Пока что я участвую в забавах, которые пристали молодому рыцарю, веду в бой своих вассалов и храбро сражаюсь. Но все кажется сном, кроме того, что мне, одному лишь мне, предстоит увидеть. Кто знает? Может быть, среди моих друзей есть такой же обреченный — но он, как и я, молчит. Мы не встретимся в долине, поскольку каждый приходит туда в одиночку; но в овраге мы повстречаемся — и, возможно, узнаем друг друга.
Всякий мужчина, на которого пал выбор сирены, видит тот же сон, и ему непременно снится знакомое место, где бы он ни жил — именно там он и найдет волшебницу, когда придет пора. Но когда его поглотит овраг, там будут лежать все, убитые ею, целая свита, ибо они следуют за сиреной и довершают ее триумф. Где их души? Может быть, тела по-прежнему служат им пристанищем и душе суждено оставаться добычей сирены до Судного дня?
Нас было десять братьев. Одного уже не стало. Однажды мы ждали его возвращения из набега, но воины прискакали домой без него, сказав, что он отправился на поиски своей возлюбленной, которая поехала навстречу ему другой дорогой; но эту девушку воины встретили по пути, и она не знала, где он. Ночью она внезапно проснулась и отправилась к волшебной долине — и на краю лежали его шлем и меч. Поутру ее стали искать и нашли мертвой. Никто и никогда не рассказывал об этом моей дорогой возлюбленной — моей невесте.