Прерванная дружба
Шрифт:
Рене вдруг понял.
– Я с удовольствием сделаю всё, что в моих силах, – смущённо пробормотал он и снова замолчал.
Когда они вышли из шорной лавки, Хосе дожидался их у дверей, болтая с разбойничьего вида негром – продавцом фруктов, который тут же начал приставать к Рене, предлагая ему свой товар.
– Ну нет, любезный, у тебя я ничего не куплю. В прошлый раз ты мне продал гнилые фрукты да в придачу ещё и обвесил. Хосе, возьми свёрток у господина Ривареса.
Повернувшись к Хосе, чтобы отдать ему свёрток, Риварес оказался лицом к лицу с шагнувшим к
– Что? Это и есть ваш новый переводчик, Хосе? Разве ты его не узнаешь? Посмотри на его хромую ногу и левую руку! Это же сбежавший из цирка клоун. Если старик Хайме его поймает, он переломает ему все ребра. Разве ты не видел объявления о беглом рабе?
– Ты что, пьян? – начал было Рене. – Или ты не видишь…
– Пресвятая дева, так оно и есть! – завопил Хосе. – То-то мне всё казалось, что я его где-то видел. И мне ещё пришлось готовить ему ванну!
– Господин Риварес… – начал Рене и запнулся, у него перехватило дыхание. Человек, стоящий рядом с ним, превратился в неподвижное изваяние; широко открытые глаза на землистом лице мертвеца смотрели в пространство. Поток непристойностей и брани, изрыгаемый Хосе, в бессильной ярости разбивался о стену молчания.
– Так ты, значит, пришёл из Ибарры? А кто запустил в тебя в ту субботу гнилой гренадиллой? Вот этот самый Мануэль! А кто ударил тебя по хромой ноге за то, что ты не знал роли, и ты полетел кувырком? Я, и я ещё…
Тут он тоже замолк на полуслове и уставился на жуткое лицо Ривареса. Несколько мгновений никто не шевелился.
– Ах ты гнусная тварь! – закричал Рене на метиса, задыхаясь от бешенства. – Подлое, трусливое животное!
Он вытащил кошелёк и швырнул на землю несколько монет.
– Вот твоё жалованье! Бери и чтобы духу твоего здесь не было! Вещи твои я завтра пришлю в таверну. И если ты только посмеешь показаться мне на глаза около дома… Прочь отсюда! Прочь! Прочь!
Рене схватил лошадь Хосе под уздцы, и метис кинулся бежать, воя от страха, но не забыв подобрать деньги. Мануэль уже скрылся из виду.
Немного отдышавшись, Рене медленно повернулся к разоблачённому самозванцу. Тот по-прежнему стоял не шевелясь и глядел в пространство.
– Господин Риварес, – позвал Рене и повторил, подходя ближе. – Господин Риварес!
– Что?
– Я… думаю, нам следует торопиться. Куда мы пойдём сначала, в обувную лавку?
– Хорошо.
Рене с лихорадочной поспешностью тащил Ривареса из лавки в лавку. Он торопился вернуться домой, пока Хосе не успел нажаловаться и распустить злобные сплетни. Нечаянное открытие привело Рене в ужас. Он содрогался при одной мысли о том, что оно может стать достоянием Лортига и Гийоме. Эта страшная трагедия, невероятная и непостижимая, покажется им чем-то смешным, они обязательно начнут отпускать шуточки, может быть даже глумиться. Он украдкой взглянул на своего спутника. Лицо несчастного уже не было таким мертвенно-застывшим, и землистая бледность
– Ну, кажется, все, – сказал он наконец.
– Вам теперь понадобится ещё один носильщик, – проговорил Риварес мучительно напряжённым голосом.
– Сейчас уже поздно этим заниматься, придётся обойтись
без него.
Рене помолчал, потом тихо начал:
– Господин Риварес…
– Да?
– Этот… человек, о котором они говорили… он имеет на вас какие-нибудь права?
– Нет, никаких, но никому этого и не требуется – у меня нет друзей.
И до самого лома оба молчали. Лошадь Хосе, нагруженная свёртками, трусила сзади, дёргая повод. Когда они спешивались, из дверей вышел Дюпре.
– А, вот она, – сказал он, увидев лошадь Хосе. – Значит, он её всё-таки не украл.
– Кого?
– Кобылу. Ваш метис явился час тому назад на чужой лошади и заявил, что вы его уволили. Я посадил его под арест, пока не выяснится, что стало с лошадью.
– Где он?
– Вон в том сарае. Его сторожит высокий индеец. Рене передал хлыст и повод слуге, который отвязывал пакеты.
– Держи! Разрешите поговорить с вами наедине, полковник?
Риварес бросил на него быстрый взгляд и тут же снова спустил глаза.
«Господи, да он, кажется, думает, что я собираюсь все рассказать!» – подумал Рене.
Войдя с Дюпре в дом, он сказал:
– Я был вынужден уволить Хосе за неслыханно наглую выходку. Я заплатил ему причитающееся жалованье, а также неустойку за месяц вперёд.
Дюпре недовольно поджал губы.
– Я привык, господин Мартель, чтобы мои подчинённые советовались со мной, прежде чем предпринимать подобные шаги. Если вина была незначительна, его не нужно было так поспешно увольнять, если же он совершил серьёзный проступок, он тем самым потерял право на эти деньги.
– Прошу извинить меня, полковник, – виновато ответил Рене. – Он так безобразно себя вёл, что я, по правде говоря, вышел из себя.
Кроткий тон Рене смягчил Дюпре.
– Конечно, если он допустил дерзость по отношению к вам, это меняет дело.
– Он сказал вам, почему я его уволил?
– Он нёс какую-то околесицу о цирке и о том, что вы подружились с беглым клоуном, кажется чьим-то рабом или слугой, но он так кричал и ругался, что я не стал его больше слушать. Что, собственно, произошло? Вы, наверно, помешали ему избить какого-нибудь беднягу?
Рене ухватился за подсказанную ему мысль.
– Да, порой просто невозможно не вмешаться. Это было отвратительное зрелище. Мне очень жаль, что я причинил вам неудобство, полковник.
Совершенно умиротворённый, Дюпре тут же согласился, что Хосе следует отдать его пожитки и незамедлительно выставить за ворота. Он остался весьма доволен тем, что экипировка Ривареса обошлась относительно недорого, и за ужином выказывал переводчику явную благосклонность – подшучивал над его бледностью и усталым видом и советовал пораньше лечь спать, так как завтра на рассвете они выступают.