Прерванная юность
Шрифт:
Там и встретил ефрейтор Лошаков Павел Семенович день Победы. Кругом ликовали солдаты, палили в небо из автоматов и пели песни. Павел радовался, что уцелел в жестокой бойне, но и грустил, что для него, видимо, война не кончилась, и не известно, как решит особый отдел - освободит или осудит за плен.
Глава 34
Павла снова допросили, отправили в казарму
– Отправляйся в интендантскую часть, разыщи капитана Еременко, доложи, что направлен для прохождения дальнейшей службы. Документы следом пришлем, да смотри там, держи язык за зубами. Легко отделался, благодари случай, что немецкие документы сохранились.
– Есть!
– весело козырнул Павел и почти выбежал из расположения особого отдела, радуясь, что для него все закончилось хорошо.
Капитана Еременко Павел Семенович нашел быстро. Он у склада распекал нерадивого солдата, который в чем-то провинился.
Коренастый мужчина стоял спиной к Павлу, оживленно жестикулировал руками, выговаривая бойцу, испуганно замершего в стойке смирно.
Павел Семенович усмехнулся:
– Ишь, как мастерски "бреет" солдата, и по матушки, и по батюшке заворачивает, но надо выручать бойца.
Павел подошел вплотную к капитану и нарочито громко гаркнул:
– Разрешите обратиться, товарищ капитан интендантской службы! Ефрейтор Лошаков прибыл в ваше распоряжение!
Капитан вздрогнул и, круто разворачиваясь к прибывшему солдату, сказал:
– Это, что за лошадиное пополнение пожаловало к нам, когда я шоферов просил в отделе кадров.
Еременко изумленно уставился на парня и замолчал. До Павла не сразу дошло, что знакомая кряжистая фигура принадлежит уважаемому Петру Ивановичу, которого потерял в первой бомбежке их части в начале войны.
– Петр, ты что ли?
– неуверенно спросил он, рассматривая грубые черты лица друга.
– Павел, дружище, живой?
– закричал Петр и махнул рукой повеселевшему солдату, которого ругал до прихода Павла.
– Вольно! Отправляйся на склад, я приду скоро.
Петра Ивановича тоже тогда ранило, как и Павла, но попал он в другой госпиталь. Потом Центральный фронт, затем Белорусский, 1-й Белорусский к концу войны, хлебнул всякого лиха в боях, отличился при боях за Гродно, получил звание младшего лейтенанта и дошел до фашистского логова капитаном.
В боях за Варшаву ранило в ногу, с тех пор служил в интендантской роте.
– Теперь, вот, поручено отправлять на родину транспорт с народно-хозяйственными грузами, - сказал тихо Петр.
– Так что в ближайшее время не мечтай, вернуться домой. Да и не к чему спешить тебе, пусть все уляжется там, а то, не ровен час, загремишь в сибирь под горячую руку.
– Выходит, Voegel, die zu frueh singen, holt die Katze, - Павел усмехнулся.
– Ты бы аккуратней с немецким языком, везде бродят работники Смерша, услышат, не обрадуешься. В плену насобачился так разговаривать на языке
– Да, я ничего особенного не сказал, только, что рано пташечка запела, как бы кошечка не съела. Больше и не знаю ничего, кроме руки вверх и Гитлер - капут. Куда определишь меня?
– Есть мысль одна, к полковнику пристроить на "Виллис", но там сержантская должность. Я попробую представить тебя к званию сержанта, если получится, то полковник - твой.
Американский джип Павел уже видел, полковник оказался дружелюбным и веселым человеком, а обязанности сержанта, личного водителя интенданта, были не обременительными. Павел Семенович с удовольствием катал полковника, ухаживал за машиной и не заметил, как пролетел год.
На казенных харчах Павел поправился, обрел былую силу и блеск глаз. Он очень обрадовался, когда его вызвали в отдел кадров и сообщили, что служба в армии для него закончилась.
Ему выдали соответственные документы, денежное довольствие, выдали сухой паек и пожали руку, мол:
– Лети птицей, Павел Семенович, на родину и не забывай войну.
Полковник сердечно пожал руку и наградил за службу парой крепдешиновых отрезов. Петр Иванович оставался в Германии на неопределенный срок, обещал заехать к другу, когда завершится миссия по отправке грузов из побежденной страны в СССР.
Глава 35
Вечером Анна Максимовна чаевничала с попутчицами, которые вели бесконечные разговоры о том, как жилось в неметчине, что пришлось испытать за годы неволи. Многие из них, как и Анна, не жаловались и хорошо отзывались о немцах, на которых работали. Некоторые рассказывали о их жестокости. Третьи предпочитали благоразумно молчать.
Анна вышла с Олегом из метро на Петроградской стороне ранним утром и обомлела: на месте их дома лежала груда кирпичей. Мать и сын подошли ближе и молча стояли перед руинами.
– Еще в начале войны в дом угодила бомба, - к ним подошла женщина.
– Вы жили здесь?
– Да, - только и сказала Анна, озираясь вокруг.
– Вам теперь в исполком надо обратиться в отдел жилищных вопросов. Они подыщут что-нибудь на время. Есть, где пока остановиться?
– Телефон работает в городе?
– спросила Анна Максимовна.
– Мы только с поезда, не знаем еще.
– Работает, а как же.
– Ну тогда позвоню сестре или подруге.
Анна поблагодарила женщину и направилась к станции метро, где были телефонные кабины. Она набрала номер телефона сестры Фени, долго ожидала и уже хотела повесить трубку, когда вдруг услышала запыхавшийся женский и незнакомый голос.
– Мне бы Феодору Максимовну, - сказала Анна.
– Здесь не проживают такие!
– Эта квартира Морозова Степана Васильевича?
– Анна Максимовна назвала для убедительности и полный адрес на Васильевском.