Прерванный рейс

Смирнов Виктор Васильевич

— Как видите, ничего для вас, — пояснил бородач.

10

Форт охраняла Устинья Ивановна, старушка пенсионного возраста с берданкой. Поднатужась, она открыла железную калитку.

Я очутился в небольшом мощеном дворе, со всех сторон окруженном стенами. После войны форт был поспешно захвачен горпродторгом, который намеревался устроить здесь овощехранилище. Вскоре выяснилось, что овощи не выдерживают сырости. Однако форт уже числился на балансе горпродторга, за него надо было отвечать.

На всякий случай у главных ворот выстроили сторожку.

— Одевайтесь потеплее, — предупредила старуха. — И веревочку возьмите.

— Зачем?

— Разматывать будете. А то, не дай бог, заблудитесь.

Итак, в облике сторожихи мне явилась Ариадна…

— Улыбаетесь! — Устинья Ивановна приблизилась ко мне, как мрачный вестник зимы в своем тулупе. — А не страшно? Ведь в крепости нехорошо.

— Как нехорошо?

— Ну, свистит кто-то. Зовет.

— Это вентиляция, — сказал авторитетно, как «инспектор по надзору за строениями».

Старушка, тёртый калач, начальству возражать не стала.

— Ага, вентиляция, — сказала она, прищурив глаз. — Вот и хорошо. А я-то, дура, думаю — что оно свистит?

Открыв железную дверь на запорах-вентилях, словно в подводной лодке, я окунулся в темноту. Пришлось включить фонарик. Первый зал был довольно чист и высок.

По настоящему сюда следовало послать отряд подготовленных спелеологов. Но не было времени собирать этот отряд.

Я быстро сориентировался и направился к западной стороне зала, той, что ближе к затону. Отсюда нужно было найти ход в галерею, которая заканчивалась близ второго причала. В стене зиял дверной проем. Я вышел в длинный коридор.

Пол здесь был завален выпавшими кирпичами, темнели натеки. Коридор постепенно понижался. Стали попадаться зеленоватые лужи и пятна слизи, как в заброшенной шахте. То справа, то слева темнели ниши, которые могли быть и ходами.

Вскоре уткнулся в железную дверь. Подналег. Ржавчина посыпалась, как иней, и дверь со скрежетом открылась.

Комната была с глухими стенами, квадратная, и у каждого угла в полу зияло отверстие. Подойдя поближе, я увидел, что это наклонные ходы, с бетонными лестницами, но заполненные водой.

Оставалось поискать другие подступы к затону. Я вернулся к двери и только теперь обратил внимание на кольцо, служившее ручкой. Оно было продето в морду чугунного быка! В подводных барельефах и в этой отливке чувствовалась одна и та же манера стилизации, одна и та же рука.

Быть может, зал имел какое-то отношение к подводному ходу и строители использовали этот символ как подсказку для тех, кому придется скрытно оставлять форт или входить в него?.. Закрыв дверь, я принялся искать новые пути, которые вывели бы к заливу. Фонарик осветил выбитые ступеньки. Поднялся на «второй этаж» — и здесь был коридор, но не темный, как внизу, а светлый, с двумя рядами амбразур по обе стороны. И через двадцать метров — кирпичная стена.

Внизу сквозь амбразуру был виден внутренний дворик, разделенный двумя рвами. Очевидно, строители

предусмотрели, что бой может идти и в самой крепости. Поэтому выкопали рвы и перегородили коридоры неожиданными кирпичными заслонками. Наверно, на глубине у них был пульт управления. Поворот рычага — и вода заливает западное крыло. Еще поворот — восточное…

Высунувшись до пояса, я увидел и дальше ряд амбразур — значит, за перегородкой коридор продолжался. Если перелезть к следующей бойнице… До земли было метров девять. Гладкую кирпичную стену выщербили осколки, а над головой, вцепившись корнями в щели, росла березка.

Надежда на скорое разрешение загадки была иллюзорна, а булыжник под отвесной стеной реален настолько насколько может быть реален булыжник. Но не отступать же!

Туфли я засунул в карманы. Затем выполз наружу и нащупал босыми пальцами выбоину. Теперь все зависело от прочности березки. Я плотно прижался к стене грудью. Пальцы ног едва умещались в углублении, выбитом снарядом. Ухватив ветви березки, несколько раз дернул.

Березка не поддавалась, держала. Потихоньку сместился ко второй амбразуре, переступая по краю выбоины. Запустил свободную руку поглубже, ухватил закраину и перелез.

Передо мной был все тот же коридор — только тупик оставался позади. Пройдя немного, я выглянул наружу и увидел синеву затона, перечеркнутую прямыми линиями мачт. Курс был правильный.

Коридор круто пошел вниз, в темноту. Я включил фонарик и сделал это вовремя: в тусклом свете возникла широкая, словно шахтный ствол, дыра. Железная крыша висела на одной петле, гостеприимно открывая черноту провала. А за провалом — стена.

Я спустился по скобам на дно бетонного колодца, но не обнаружил нового хода, который вывел бы к затону.

Я постучал ладонью по бетону. Отозвалось эхо, и тут я, прислушиваясь, различил сквозь гул эха тихий свист. Как будто кто-то, долгие годы просидевший взаперти, не смея выйти, напоминал о себе. Я вспомнил предупреждение бабки Устиньи.

В таких ситуациях необходимо прежде всего справиться с собственным воображением. Я ухватил выползшую было мыслишку о «ком-то» и придавил, пока она не окрепла. «Кто-то» не станет свистеть, он либо примолкнет, либо скажет «здравствуйте», либо бросит кирпич на голову — все зависит от его отношения к незваному гостю и темперамента.

Стало быть, свистел сквозняк: в бетонном колодце есть боковое отверстие, и оно ведет вверх, к воздуху. Вскарабкавшись по скобам до середины колодца, я обнаружил узкий лаз. Втиснулся в него, стараясь вспомнить все, что читал о спелеологах. Существует ведь техника ползания в узких лазах. Кажется, в таких случаях нужно выбрасывать вперед правую руку с фонариком, а левую прижимать под грудь: тогда плечи перекашиваются и тело становится как бы 'yже. Левая подгребает, словно лапа крота…

Я попробовал. Получилось. Нет, действительно сыщик должен знать «все плюс единица»! Самые случайные, отрывочные сведения могут вдруг пригодиться.