Прерыватель. Все части
Шрифт:
Бегал я, благодаря зимним лыжным прогулкам, неплохо. Мне не составило большого труда догнать Гарина уже метров через сто после его побега. Вот только опасался, не станет ли он стрелять. Здесь, наверное, в каждом доме имелось ружьё. А если Гарин столь осторожен, то тем более должен был обзавестись на крайний случай оружием. Но мной руководили уже инстинкты. Мысль текла сама по себе, а тело совершало чисто механические движения.
Я толкнул Гарина в спину. Он согнулся, сделал несколько широких шагов вперёд, но не смог удержать равновесие и со всей дури врезался головой в сосну. Упал. Повернулся ко мне лицом и выставил вперёд руки.
– Да что ж ты творишь-то, Гарин! – нависнув над ним и убирая от себя его руки, закричал я.
От удара о дерево он находился в нокдауне. В глазах его я не увидел ни одной мысли. Он просто махал руками и пыхтел, брызгая на меня слюной.
– Да успокойся же ты! – я смог наконец добраться до воротника его куртки, приподнял так, чтобы он смог опереться спиной о ствол дерева, и несколько раз потряс. – Слышишь? Успокойся.
Я снова достал удостоверение, раскрыл его и поднёс к лицу Гарина.
– Вот видишь? Читай. Участковый. Лазов. Из Перволучинска.
– Участковый? – немного придя в себя, Гарин внимательно посмотрел на удостоверение. – Какого чёрта?
– А ты какого чёрта подрапал?
– Чего ты хочешь?
– Просто поговорить.
– О чём? Соседи жалуются на шум?
– О том, что случилось в карьере в восемьдесят третьем.
– Так я и думал. Потому и убегал.
– Чего ты боишься? Я действительно просто поговорить приехал. Не враг я тебе. Ответишь на пару моих вопросов – и я уеду.
Гарин сплюнул и скривился в грустной усмешке.
– Фамилия мне твоя знакома, – сказал Гарин. – Где-то я её уже слышал. Ну да. Вспомнил. Сын, что ли, Константина?
– Да. Он работал у тебя на карьере.
– Вот, значит, в чём дело. Правду хочешь найти?
– Хочу.
Гарин замотал головой.
– Не думаю, что получится, – сказал он.
– Это уже мои проблемы.
– Ладно. Как знаешь. Чего ты хочешь услышать?
– Что на самом деле произошло на карьере?
– Ничего.
– А подробнее?
– Я и говорю, что ничего. Никакого оползня не было. Вообще ничего не было. Случилось что-то в другом месте, в Глыбах.
– Допустим, – промолвил я. – Но как там оказался мой отец и ещё семь человек? Это ведь вся бригада?
– Вся. Не знаю, какого лешего им вздумалось переться на ночь глядя на озеро. Причём прихватив с собой целый «КамАЗ» и экскаватор. Не рыбу же половить хотели. Когда я уезжал вечером в город, всё было спокойно. Только на утро, когда вернулся, застал в вагончике одного Козырева. Он был до смерти напуган. Дрожал весь и нёс какую-то ахинею. Кроме него, никого больше из рабочих в карьере я не нашёл.
– А что именно он говорил?
– Что-то совершенно бессвязное. Типа «расплавил», «часы», «огромный» и ещё что-то, я не старался запоминать. Даже и эти слова, возможно, я придумал задним числом.
– Часы?
– Да. Потом появились эти.
– Кто?
– Думаю, из какой-то секретной службы. Может, из КГБ. Не знаю. Но точно не из простых. Оцепили карьер. Ещё один отряд отправился в Глыбы. Меня допрашивали. Но я-то совершенно ничего не знал. Потом вывели меня из вагончика, а к Козыреву туда зашёл главный. Допрашивал его лично. С пристрастием. Я слышал, как кричал Николай. Потом… Я закурю?
– Кури.
Гарин достал из кармана пачку,
– Потом главный этот выбежал из вагончика. Вся форма была забрызгана кровью. А в руке держал отрубленный палец.
– Козырева?
– Да. Сел в машину и уехал в сторону Подков. В вагончике с Николаем остались двое солдат. До этого они о вертолёте каком-то разговаривали, который разбился. Думали, я не слышу. Но слух у меня хороший.
– О каком вертолёте?
– Не могу утверждать точно, но, возможно, как раз в Глыбах и рухнул ночью в озеро военный вертолёт. Говорили, что погиб только пилот, а четыре человека выжили. Это объясняло бы, зачем бригада отправилась с техникой к озеру. Но всё это я мог запросто притянуть за уши. Просто обрывки разговора. О Глыбах не было сказано ни слова.
– И что дальше?
– Дальше… Когда те двое зашли в вагончик, все остальные – четыре человека – разбрелись по периметру. А мне сказали сидеть и ждать. Не знаю сколько времени прошло. Может, минут пять или десять. В вагончике началась возня. Потом раздались выстрелы. И оттуда выбежал Николай. Без большого пальца на правой руке. На левой болтались наручники. У него был автомат. Он зыркнул на меня. Я думал, сейчас пристрелит. Но нет. Потребовал у меня ключи от моей «Волги». Я, разумеется, отдал. И он тоже умчался в Подковы вслед за этим главным. Прибежали тогда солдаты с периметра. Но было уже поздно. И транспорта никакого в карьере больше не оказалось. База их, судя по всему, располагалась в Глыбах. Они своим ходом отправились в деревню, оставив меня одного. Ну, я и сбежал тогда. Правда, нашли меня на следующий день. Пригрозили, что, если язык распускать стану, то окажусь за решёткой. Свалили на меня несуществующий оползень, дали условный срок и совсем закрыли карьер. Я развёлся с женой, потому что переживал за безопасность семьи, и уехал куда подальше, чтобы найти меня было не так просто. А в последнее время расслабился. Даже к своим в Перволучинск недавно съездил. Времена, думал, переменились, забылось всё. Только полагаю, что ошибся на этот счёт. Времена никогда не меняются. Только люди. На место старых злодеев приходят новые. Если я тебя заинтересовал, то, уверен, найдутся и другие интересанты. И вообще, зря ты в это дело влезаешь. Мне жаль твоего отца, но время не повернуть вспять.
Разумеется, я понимал, что в опасениях Гарина есть какая-то доля правды – из всей мути, поднятой со дна мной и Мироновым, мог выплыть настоящий хозяин этих глубин. Даже Борисыч в последний день вёл себя очень странно. А на него это не похоже. Он не из тех, кто на пустом месте станет бояться. Но я увяз в деле по самое не балуйся, я знал уже очень много и не собирался останавливаться на полпути.
– А что насчёт депозитария? – спросил я.
– Депозитария? – удивился Гарин. – А он здесь каким боком?
– А ты не знаешь?
Гарин помотал головой.
– Козырев из вагончика в тот день поехал в депозитарий, – пояснил я. – Застал там своего мучителя, завязалась перестрелка, в которой он и погиб.
– Вот как… – Гарин бросил в сторону окурок и задумался на мгновение.
– А сам этот… С ним что?
– Был тяжело ранен. Потом арестован и вскоре отправлен в психушку.
– Хотя, – замахал руками Гарин, – постой. Не хочу ничего знать. Раньше не знал, а уж теперь и подавно. Но у меня нет никаких идей насчёт того, что эти двое могли делать в депозитарии.