Преследуя Аделин
Шрифт:
Я сжимаю кулаки до онемения и вытаскиваю из кармана джинсов пистолет.
Если они заметят, что кто-то лежит, остальные незамедлительно откроют огонь, а потому мне нужно действовать быстро и осторожно.
Проявят ли они небрежность к девочкам, сложно сказать. Эти люди понимают, чем рискуют, если их лидеры узнают, что была убита девственница. Это значит, что из чьих-то карманов вынут деньги, а его голову насадят на кол, чтобы преподать урок остальным.
Но некоторых из этих парней куда больше заботит их собственная шкура, даже если это означает, что они получат
Как и сказал Джей, передо мной трое; они стоят на страже – совершенно не догадываясь о моем присутствии.
Тупые ублюдки.
Я никогда не пойму, как люди могут не ощущать опасность, когда она держит их прямо за задницу.
Это дерьмо поражает меня.
В один быстрый бросок я расправляюсь со всеми тремя. Их тела падают, и несколько девочек вскакивают с мест. Кто-то плачет и прижимается к земле, но есть и те, кто хранит гробовое молчание. Для маленькой девочки нормальной реакцией был бы вопль, но эти уже привыкли к смерти.
Пятеро мужчин в яме с девочками синхронно поворачивают головы, их лица в считанные секунды меняют выражение от удивления до настороженности и ярости. Они моментально хватаются за оружие.
Меня все еще не видно за стеной, за которой я притаился. Двое из них открывают огонь, и я вынужден отступить. Одна из пуль проносится через угол стены, прямо у моего лица. Когда вокруг меня свистят еще пули, в глаза мне летит бетонная крошка. Я хриплю и протираю глаза.
В тот момент, когда я снова готов к бою, из-за угла выбегает мужчина. Он умирает еще до того, как замечает меня, прямо между его бровей красуется аккуратное маленькое отверстие.
Все равно он был уродливым ублюдком. Мир прекрасно обойдется и без него.
Прежде чем его тело успевает опрокинуться навзничь, я хватаю его за воротник рубашки и подтаскиваю к себе. Морщась от неприятного запаха изо рта – этой гниющей дыры на его лице, я выхожу в коридор, пользуясь мертвецом как щитом от летящих пуль, которые все еще мне мешают.
В труп, которым я прикрываюсь, вонзаются несколько пуль, я же в это время делаю всего два выстрела. На пол падают еще двое, и я возвращаюсь за угол, отталкивая окровавленное тело, которое теперь полностью изрешечено пулями.
Его голова ударяется о бетонный пол с тошнотворным стуком.
Я прикрывался им всего пять секунд, но мне все равно повезло. Это работает не так, как в кино. Пули с легкостью проходят сквозь тела. Входят и выходят. Только для того, чтобы снова войти – уже в мое тело.
Я предпочитаю не прятаться за щитом из других людей, если только меня не вынуждают это делать, и то лишь на несколько секунд.
На складе поднимается целый хор голосов: испуганные вопли девочек, панические возгласы людей, команды «убить puta [4] » и возмущенные требования заткнуться в сторону девочек.
4
Сука (исп.). (Здесь и далее прим. пер.)
Осталось шестеро, и я чувствую, как
– Выходи с поднятыми руками, оружие на пол, или я начну убивать этих сучек! – кричит один из них, и его голос расходится эхом в огромном помещении.
Я вздыхаю, расправляю плечи и делаю то, что он говорит. Бросаю пистолет на пол и выхожу с поднятыми руками. Перед девочками, заслоняя их от шальных пуль, стоят шестеро парней. Знание, что они делают это только для того, чтобы не повредить товар, а не ради того, чтобы не причинять им боль, обжигает мне грудь.
– Да ладно, веселье же только начинается, – восклицаю я, растягивая губы в ухмылке.
– Заткнись! – шипит один. Это мексиканец с бритой головой, татуировками, покрывающими его с головы до ног, и в одежде, которая выглядит так, будто ее не стирали несколько недель.
И посмотрите-ка – на лбу у него огромный шрам.
Черт возьми. Выглядит так, будто кто-то взял нож для хлеба и просто пропилил ему голову.
Это, должно быть, и есть старина Фернандо. Как раз тот, кого я искал.
Глаза Фернандо выпучены от страха, а судя по трубкам с крэком, валяющимся на столе позади него, я могу предположить, что большинство из них под кайфом.
Что не очень хорошо.
Когда они под кайфом от вещества, которое циркулирует по их измученным венам, они становятся нервными.
А таких шаловливых пальчиков на спусковых крючках у меня шесть.
– Кто тебя послал? – кричит Фернандо, придавая своему вопросу больший вес взмахом пистолета.
– Я сам себя послал, – сухо отвечаю я.
Почему все всегда думают, что я работаю на кого-то другого? Я не работаю ни на кого, кроме себя.
Мужик поднимает пистолет над моей головой и стреляет, пытаясь припугнуть меня.
Видите?
Нервный.
Я не вздрагиваю. Вместо этого я улучаю минутку и пытаюсь получше рассмотреть то, что меня окружает. Слева от меня стол, заваленный оружием, пепельницами, пустыми банками из-под пива и курительными трубками.
Отлично.
– Не заставляй меня спрашивать снова, cabron [5] , – предупреждает мужик, его палец поглаживает спусковой крючок.
5
Ублюдок (исп.).
– Ты Фернандо? – спрашиваю я, оставаясь неподвижным, как лед. Его брови удивленно вскидываются, и я вижу, как в его глазах проскальзывает паранойя.
Он не очень-то будет полезен, как я и надеялся. Слишком много жужжит.
– Откуда тебе это известно, а? Ты за мной следишь?
Я улыбаюсь, обнажая все свои зубы.
– Это то, что мне удается лучше всего, как-никак. Слышал, ты здесь главный. Заправляешь шоу и все такое.
Он меняется в лице. Засранец испытывает нечто вроде гордости, я просто это знаю. Будто он делает что-то хорошее для мира, хотя все, что он делает, – это кошмарит сотни маленьких мальчиков и девочек.