Пресс-центр
Шрифт:
– Не помню.
Санчес покачал головой, подумав: «Ты не читала, любовь моя, иначе бы ты не могла ее забыть; как же прекрасно ты засыпала с книгой, когда я оставался у тебя в Бонне, на Бетховенштрассе, в твоей маленькой комнате под крышей, чистенькой и светлой, как слово “здравствуй”, ты засыпала, словно дитя, и ладошку подкладывала под щеку, сворачивалась кошкой и сладко чмокала во сне, а я лежал и боялся пошевелиться, хотя мне надо было успеть просмотреть за ночь добрую сотню страниц, как ни осторожно я отодвигался
– Это замечательная книга великого гватемальца, – продолжил он. – Астуриас рассказал о диктатуре Эстрады Кабреры, он писал, что диктатура – это страшный, ядовитый паук, который развращает, подкупает, запугивает все классы общества, люди становятся либо бездушными механизмами, либо фанатиками, либо отвратительными приспособленцами… Некоторые думают, что после диктатуры наступит новое время и все станет на свои места. К сожалению, это не так. Проходят годы, а дух диктатора и его системы все живет и живет. Почему? Да потому, что диктатура разъедает общество до мозга костей…
– Когда вы намерены провести выборы? Я имею в виду демократические.
– При диктатуре, которую сверг народ во главе с армией, тоже проходили «демократические выборы»… Я против вольного обращения со словом «демократия». Я начинаю отсчет демократии с количества грамотных женщин и здоровых детей в Гаривасе… Думаю, в середине следующего года пройдут выборы, хотя главные выборы состоялись совсем недавно и они были общенародными: люди вышли на улицы, они голосовали, строя баррикады и бросая фанаты в бронетранспортеры полиции…
– Как относится администрация Белого дома к практике правительства, возглавляемого тобой, полковник Санчес?
– Мы поддерживаем нормальные дипломатические отношения с Соединенными Штатами, и у меня нет оснований, достаточных, уточнил бы я, оснований для того, чтобы обвинять северного соседа во вмешательстве.
– Но в американской прессе…
Санчес перебил:
– Я не знаю, что такое «американская пресса»… Есть пресса Северной Америки, есть пресса франкоговорящей Канады, есть газеты, выходящие в Бразилии на португальском языке, есть наша пресса – для людей, читающих по-испански.
– Прости… Я имела в виду прессу Соединенных Штатов… Там сейчас стали появляться статьи, в которых твой режим называют прокоммунистическим…
– Я за свободу печати, – отрезал Санчес. – Это их дело… Я достаточно тщательно анализировал североамериканскую прессу накануне интервенции в Гватемалу… Если тебя интересует, как готовится интервенция, почитай эти материалы – и ты поймешь, когда есть реальная опасность… Я ведь не обижу тебя, если скажу, что журналистам легче печатать тухлятину? За это, видимо, лучше платят?
– Увы, ты меня не обидел…
– Прости еще раз, но ведь это правда, не так ли?
– Это правда…
– Я лучше скажу, из кого они рекрутируются. Убежден, что, когда мы начнем нашу экономическую реформу, когда каждый гражданин получит реальное право проявить себя в бизнесе – да, да, именно так, в бизнесе, обращенном на благо всех и соответственно вкладу каждого в это дело на свое собственное благо, – питательная среда для демагогов, рекрутирующих правоэкстремистских отщепенцев, исчезнет.
– В чем ты видишь смысл экономической реформы?
– В честной и справедливой оплате, которая бы подвигала людей на труд, на творческий труд. В честном распределении национального дохода. В привлечении иностранного капитала, достаточного для того, чтобы дать стране энергию. Ты ездила по республике и видела, что у нас практически нет механизированного труда, женщины и дети работают на солнцепеке вручную, в то время как все это же можно делать машинами…
– А чем ты займешь людей, если сможешь провести экономическую реформу, то есть от ручного труда перейдешь к машинному?
– Побережье… Наше побережье может стать таким курортно-туристским местом, равного которому мало где сыщешь…
– А после того, как вы застроите побережье?
Санчес хмыкнул.
– Что касается того времени, когда мы построим то, над чем работают сейчас архитекторы и скульпторы, это будет уже вопрос следующего десятилетия, а я прагматик, я обязан думать о ближайшем будущем; те, кто в нашем правительстве занимается проблемами перспективного планирования, думают о далеком будущем…
– Кто работает над проектами?
– Архитекторы Испании, Югославии и Болгарии.
– А отчего не Франции и Италии?
– Опыт испанцев, болгар и югославов более демократичен – так мне, во всяком случае, представляется…
– Кто будет финансировать энергопрограмму?
– Европейские фирмы, заинтересованные в широких контактах с развивающимися странами.
– Но ведь американские фирмы ближе?
– Мы пока что не получили от них предложений… Одни слова… Тем не менее мы готовы рассмотреть любое деловое соображение с севера, если оно поступит.
– Кто в Европе проявляет особый интерес к сотрудничеству с Гаривасом?
– У нас есть довольно надежный партнер в лице Леопольдо Грацио. Впрочем, я бы просил тебя не упоминать это имя, я не до конца понимаю всю хитрость взаимосвязей китов мирового бизнеса, конкурентную борьбу и все такое прочее, так что, думаю, имя Грацио не стоит упоминать в твоем интервью. – Санчес вопросительно посмотрел на своего помощника Гутиереса. Тот кивнул. – Во всяком случае, – добавил Санчес, – до той поры, пока я не проконсультирую это дело с ним самим… А еще лучше, если это сделаешь ты, я дам тебе прямой телефон…