Пресс-папье
Шрифт:
Трефузис и «Мятежник в монокле»
Би-би-си только что показала сериал Алана Блисдейла «Мятежник в монокле», драму, посвященную так называемому «мятежу в Этапле», происшедшему во время Первой мировой войны. Показ вызвал в определенных кругах бурю протестов. А она, в свой черед, совпала с назначением сэра Мармадюка Хасси председателем правления Би-би-си.
ГОЛОС. Этим утром только что возвратившийся с острова Крит Дональд Трефузис, заведующий королевской кафедрой филологии Кембриджского университета и экстраординарный член колледжа Святого Матфея, нацелил свое желчное внимание на политическую бурю, порожденную назначением нового председателя правления Би-би-си.
Желчное? Что значит «желчное»? Право же, юношам, которые объявляют здесь номера программы, приходят в голову мысли самые странные. Желчное, это ж надо. Привет. Как большинство из вас наверняка уже прочло в свежем номере ежеквартального «Neue Philologische Abteilung», [53] этого благородного vade mecum’a [54] озабоченных лингвистикой людей, я только что завершил раскопки, имевшие целью установить происхождение и источники величия минойских диалектов древнегреческого
53
«Новое филологическое выделение» (нем.).
54
Карманный справочник, путеводитель (лат.).
55
«Язык сегодня» (англ.).
56
«Который тут филолог» (англ.).
57
«Ежемесячник церковного округа Спарем с добавлением к нему прихожан Бутона и Брэндистона» (англ.).
Крит есть вино, наслаждаться которым можно лишь краткие сроки. Следует сказать, что без крепительного воздействия «Всемирной службы Би-би-си», которое позволяет мне держать мой разум в узде, пребывание на этом несравненном острове было бы для меня, вне всяких сомнений, непереносимым. Поток новостей, информации, музыки, драматургии и образцовых благоглупостей, текущий из Буш-Хауса [58] в Калатас, нескончаем и вдохновителен. В особенности же захватила мое внимание одна тема, раз за разом возникавшая в коротковолновых комментариях. Вообразите, в какой ужас я впал, узнав, что в мое отсутствие по английскому телевидению был показан сериал мистера Алека Блисдейла, называвшийся, сколько я помню, «Мятежная молекула». Сценарист его, если я только не ошибаюсь самым непозволительным образом, исказил историю в угоду своим отталкивающим политическим целям. Поскольку моему отцу довелось находиться в Этапле в те самые роковые три дня, у меня нет ни малейших сомнений: то, что с тех пор стали именовать «мятежом», представляло собой не более чем колебания, на долю секунды охватившие одного рядового солдата, перед тем как он, выполняя приказ старшего по званию, застрелился. Дисциплина, преданность и любовь к офицерам, отличавшие британских воинов во время той славной войны, были такими, что даже это пустяковое промедление выглядело на фоне норм мгновенного подчинения и почтения, кои правили жизнью веселых, всегда готовых к бессмысленной гибели фронтовиков, актом вопиющего неповиновения, – пусть и крошечным, но пятном, замаравшим прекрасную истину: постоянно владевшую нашими Томми патриотическую потребность всегда и во всем подчиняться благородным, мудрым, блестящим стратегам, коими были ведшие их за собой в сражения офицеры. И вот некий безобразный драмописец пытается вымучить из этого пустякового происшествия нечто гораздо большее. Правительство вмешалось – и совершенно правильно сделало. Я что ни день молюсь за нового председателя правления Би-би-си. Первейший его долг, сколько я понимаю, состоит в том, чтобы сжечь все пленки этой пьесы и запретить на будущее постановку любых извращенных сочинений еще одного архи-пропагандиста и исторического лжеца, Уильяма Шекспира. Ибо слишком долгое время радикальным безумцам, которые руководили нашим телевизионным центром, сходило с рук пристрастие к таким превратным, перекошенным, доктринерским облыжностям, как «Трагическая история короля Иоанна», «Король Ричард III», «Короли Генрихи I V, V и VI» и все их подложные, лживые «части». Любой историк скажет вам, что на Босуортском поле не было никаких кустов боярышника, под которые могла закатиться или не закатиться корона Ричарда III. Да и сам он никогда не кричал, и я почитаю долгом моим проинформировать вас об этом: «Мой конь, мой конь, все царство за коня!» [59] Шекспир ВСЕ ЭТО ВЫДУМАЛ. ЭТО ЛОЖЬ, отвратительная пропагандистская ложь, посредством которой он норовил подольститься к придворным лизоблюдам своего времени. И я свято верю, что мистер Мармелад Хасин запретит на будущее любые постановки сочинений этого безобразно бородатого драмодела. «Почему, – нередко спрашивал мой великий предшественник на посту заведующего кембриджской кафедрой филологии, – почему это, какого умного человека ни возьми, он непременно окажется левым?»
58
Штаб-квартира «Всемирной службы Би-би-си» в Лондоне.
59
Трефузис немного запутался. Существует легенда, согласно которой корона Ричарда III, коей увенчали на Босуортском поле Генриха Тюдора, ставшего после этого королем Генрихом VII, была найдена валявшейся под кустом боярышника, однако у Шекспира нет об этом ни слова. Да и Ричард III кричит у него несколько иное.
Те из вас, кто повнимательнее, уже приметили в моем голосе нотки дразнительной иронии. И были совершенно правы. Все начинает выглядеть так, точно я не могу и на миг повернуться к Британии спиной без того, чтобы до ужаса назойливые, невежественные олигофрены тут же не полезли в дела, в которых они попросту ни аза не смыслят. Мысль о том, что политикам по силам отличить историю от литературного вымысла, нелепа до крайности, да они не смогли бы сказать, чем драма отличается от банки маринованных грецких орехов, а произведение искусства – от квадратиков увлажняющей бумаги с лимонным ароматом (наподобие
Понимают ли и сами носители глупости, предрассудков, ненависти и страха, из которых состоит британская публика (та, то есть которая меня сейчас не слушает), и орудия их политической воли экономику, определяющую характер предъявления этих лингвистических банкнот и обмена ими, – да простят мне коллеги-лингвисты мой несколько механистический, до-хьюмовский подход – никакого значения не имеет.
Ах, джентльмены, леди и все остальные, все это ложь, тщета, неразумие и глупость. Если вам требуются на вашем телевидении репрессии, цензура, ханжеское морализаторство и пропаганда, так перебирайтесь на жительство в Америку. Туда, все туда! А теперь – я устал, бедра и зад мои все еще полны воспоминаний о перелете из Ираклиона, мне необходимо заглянуть в больницу Адденбрукса, к человеку, который обычно массирует мои ягодицы (замечательный специалист – ни одной жилочки нетронутой не оставит). Если вы были с нами, спокойной ночи.
Трефузис богохульствует
ГОЛОС. Дональд Трефузис, профессор филологии Кембриджского университета и экстраординарный член колледжа Святого Матфея, предлагает нам еще одно из его привлекших широкое внимание «Беспроводных эссе». На этот раз он в гневных и скандальных тонах рассуждает о богохульстве.
«Лес подгнивал, – жалобно причитал Теннисон, – лес подгнивал и падал». И пока мы приближаемся ко времени без света, солнца, тепла, листвы, радости и зелени, как с архетипической парономазией обозначил ноябрь Томас Гуд, [60] мысли мои обращаются к вечным Истинам. Его лордство епископ Сент-Олбанский, прелат, занимающий видное место в длинной череде сжигателей книг и изрыгателей анафем, счел в недавнее время необходимым и правильным сурово обличить, а еще того лучше спалить на большом костре изданную в благотворительных целях книжку, именуемую – мне трудно в это поверить, однако мои молодые университетские друзья клянутся, что так оно и есть, – «Целиком и полностью уморительная книга комических рождественских сценок», составленную из сочинений авторов самых разных. Выручку, полученную от ее продажи, предполагается отправить в Африку и другие места, которые в эти святки более, чем кто-либо, нуждаются в материальной помощи.
60
Парономазия в стихотворении Томаса Гуда безусловно присутствовала, вот только слова там были другие.
Закон о богохульстве, как и другой, о государственной измене, все еще остается неотмененным в нашей великой и свободной стране. Во времена тирании понятие богохульства, как и понятие государственной измены, оказывается очень удобными. Если мы начнем ставить под сомнение хотя бы мельчайшие частности того очевидного вранья, на котором зиждется власть Церкви или Государства, это вполне может привести к обвалу всего карточного домика. Крепость цепочки лжи определяется слабейшим ее звеном. Некогда считалось богохульством предположение о том, что наш мир существует не тысячи, а миллионы лет, и государственной изменой – сомнение в доброте и справедливости короля. Церковь и Государство веками кормили своих подданных ложью и потому нуждались в не дававших правде потачки законах, до составления которых был столь охоч Сталин.
Но что, поспешим спросить мы, делают законы о богохульстве в нынешней Британии и о чем думает епископат, требуя их применения? Церковь не имеет более власти над нашими жизнями – и это своего рода благословение для тех, кто не впадает в сладкий восторг, увидев раскаленную докрасна кочергу или тисочки для больших пальцев, – так кому же угрожает богохульник, когда он посмеивается над религией? Не Богу же, который, давайте смотреть правде в лицо, будучи изобретателем смеха и создателем всего сущего, достаточно велик и силен для того, чтобы справиться с чьими-то шуточками без помощи бросающихся на его защиту, безъюморных священнослужителей. Нет, богохульство угрожает лишь тем, кто слаб в своих религиозных верованиях, тем, чья вера непрочна. Пожизненное служение Церкви дело благородное, и люди, твердые в вере, знают, что смешки неверующих отскакивают от них, не причиняя никакого вреда; те же, кто в своей вере сомневается, или те, для кого пышность, политика престижа и протекций внутри Церкви важнее самой веры, вот они-то, заслышав любую шутку или острое словцо, начинают трястись в священной ярости от нанесенной их тщеславию обиды.
«Да, но грубые богохульственные насмешки оскорбляют обычных людей, рядовых верующих», – возражает мне множество голосов. Все верно. А мне с моей верой что прикажете делать? Я – приверженец истины, поклонник свободы, преклоняющий колени у алтаря языка, чистоты и терпимости. Такова моя вера, и меня что ни день губительно, грубо, гнусно и глубоко оскорбляют, ранят, унижают и увечат тысячи самых разных обращаемых против нее богохульств. Когда малоумные епископы, напыщенные, необразованные и неграмотные священнослужители, политиканы и прелаты, лицемерные цензоры, самозваные моралисты и охотники лезть не в свое дело ежечасно наскакивают на фундаментальные каноны истины, честности, сострадания и достоинства, к каким древним законам могу я прибегнуть? А ни к каким. Да я никаких и не прошу. Ибо отличаюсь от этих ярящихся имбецилов тем, что вера моя крепка, ибо знаю – ложь неизменно терпит поражение, непристойность и нетерпимость всегда обречены на гибель. Что же до голодающей Африки, ей, наверное, приятно сейчас думать о том, что публичное обличение с кафедры проповедника есть двигатель торговли ничуть не менее действенный, чем рекламная кампания стоимостью в два миллиона фунтов стерлингов.
Я слишком стар, чтобы переживать по этому поводу. Пусть отвратительные кривляки в рясах взывают к тираническим духам мертвых статутов, пусть залепляют бородавчатыми дланями рты тем, у кого есть что сказать, пусть снедаются собственной суетностью; у нас здесь опадает с древних ильмов листва, бледное солнце изливает слабый свет на камни университетских двориков, да и вообще у меня через полчаса урок – я теперь учусь играть на фаготе. Если вы были с нами, дай вам Бог здоровья.
ГОЛОС. Радиостанция Би-би-си хотела бы со всей ясностью заявить, что какими бы благопристойными, логичными или истинными ни были взгляды Дональда Трефузиса, это тем не менее взгляды низкосортного, смехотворного и чудовищно самоуверенного представителя ученого мира, от которых мы целиком и полностью открещиваемся. Если не считать сказанного профессором о Сталине. Вот там все было правильно.