Преступление победителя

Руткоски Мари

Арин поднес руку к лицу. Само строение черепа делало его лицо грубым. Отросшая щетина неприятно колола пальцы. Как глупо он, должно быть, выглядел, появившись среди роскошно разодетых придворных в таком виде: небритый, в рубашке с чужого плеча. Грубый, похожий на разбойника. Таким на балу не место.

Арин раскрыл складную бритву, набрал воды в раковину и вспенил мыло. Он начал бриться, стараясь не слишком вглядываться в собственное отражение. Бритва царапнула по коже, пена вокруг ранки порозовела. Наконец Арин закончил, вытер пену, полил воду себе на голову. Потом посмотрел в зеркало:

мокрые волосы, чистое лицо.

И снова, как бывало иногда, Арин увидел того мальчишку, каким он был до войны. Этот ребенок вызывал у него нежность. Мальчуган никогда не винил его за то, что Арин занял его место, но, когда в зеркале вдруг отражались детские черты, взрослый Арин отводил взгляд. Как бритва случайно задевает кожу, так бередило его это воспоминание.

С влажных волос на лицо текла вода. Он вздрогнул от холода — все-таки стояла зима. Покопавшись в сундуке, Арин отыскал ночную рубашку и халат.

Он снова испытал волнение, как тогда, в коридоре, перед тем как выйти на галерею. Портьера, которую задернула Кестрель, слегка покачивалась. Арин осторожно прикоснулся к мягкому бархату. Кестрель казалась такой усталой, загнанной.

Арин вспомнил, как они стояли рядом в темноте… Горло сжалось, будто от жажды. «Докажи мне», — потребовал он, охваченный желанием и глупой уверенностью, которая то накатывала, то отступала — так быстро, что он сам не понимал, где правда. «Докажи, что тебе нужен именно принц». Кестрель его оттолкнула.

В какое-то мгновение Арин готов был поклясться: она хочет того же, что и он. От ее кожи исходил аромат желания. Разве он мог ошибиться? Но потом Арин вспомнил, как Кестрель сбежала из его дома в Гэрране. Словно наяву он увидел, как, сверкая глазами, сжимая в руке нож, она стояла на причале. Ее взгляд тогда ужаснул Арина. Но сам виноват: лгал ей, заманил в ловушку, убил ее друзей, а заодно и чувства, в которых Кестрель призналась после Зимнего бала… до того, как обнаружился обман Арина. Неудивительно, что дочь генерала предпочла другого.

В дверь гардеробной постучали.

— Арин? — раздался голос Тенсена. — К тебе можно?

«Нет», — ответил бы он, если бы по-прежнему стоял возле зеркала и видел свое лицо, выдававшее неуверенность и уязвимость. Он презирал слабость и не позволил бы никому видеть его таким.

Тенсен снова постучал. Арин вытерся полотенцем, не поворачиваясь к зеркалу, и пошел открывать дверь. Тенсен бросил на него испытующий взгляд, и Арин невольно сжал зубы. Но старик лишь улыбнулся и уселся на стул возле туалетного столика.

— Ну, — объявил министр, — тяжелый день, но продуктивный.

— Ты что-то узнал?

Тенсен рассказал про Тринна.

— О боги, — выдохнул Арин.

— Нет уж, Арин. Не надо смотреть так на меня. Тринн знал, на что идет, когда отправился в столицу. Он сделал это во имя родины.

— Я его попросил.

— Все мы делаем выбор. Вот для тебя что дороже, Гэрран или собственные интересы?

— Гэрран, — сразу же ответил Арин.

Тенсен помолчал несколько секунд, задумчиво глядя на него, как будто размышлял над каким-то сложным вопросом. Арину это не понравилось, и он уже хотел сказать какую-нибудь резкость, но Тенсен его опередил:

— А

что, по-твоему, следует выбрать мне?

— Я не могу решать за тебя.

— Нет, я спрашиваю о том, что мне следует выбрать для тебя. Скажем, ты оказался на месте Тринна: бросили в тюрьму, подвергли пыткам. А я могу вмешаться и спасти тебя, но это причинит вред нашей стране. Что же мне сделать?

— Бросить меня здесь.

— Да, — помедлив, согласился Тенсен. — Я ожидал такого ответа.

Арин запустил пальцы в мокрые волосы и потянул так, что заболела кожа.

— Ты уверен в сведениях?

— У меня надежный источник.

— Кто?

Тенсен отмахнулся:

— Не слишком важная птица.

— Но кто это?

— Я дал слово молчать. Не заставляй старика нарушать обещания.

Арин нахмурился, но сказал лишь:

— Сейчас не год денег. О чем же говорили император и глава сената?

— Этого я не знаю.

— Я должен выяснить.

— Осторожность превыше всего. Возможно, я сам все узнаю.

— Как?

Тенсен улыбнулся.

— Завербую нового шпиона. — Поудобнее устроившись на стуле, он заговорил о другом, и от такой резкой смены темы у Арина закружилась голова. — Однако, они красивая пара.

— Кто?

— Принц и леди Кестрель.

Арин и так понял, о ком говорил Тенсен.

— Так мило целовались, — продолжил старик. — Логично было предположить, что в основе этого брака лежит политическая выгода. Я так и думал, пока не увидел, как они целуются.

Арин уставился на Тенсена.

— А, ты все пропустил, — усмехнулся тот. — Это было в самом начале, но ты, конечно же, опоздал.

— Да, — произнес наконец Арин. — Опоздал.

10

Кестрель добралась до спальни только на рассвете. После бала ноги горели. Она сняла с пояса кинжал и повесила на крючок. Дрожа скорее от усталости, чем от холода, Кестрель забилась под одеяло рядом с Джесс. Подруга спала, свернувшись калачиком.

— Джесс, — прошептала Кестрель. — Я сломала твое ожерелье.

Подруга вслепую протянула руку и сжала ее пальцы.

— Ничего, новое сделаю, — пробормотала она, потом нахмурилась, не открывая глаз. — Я видела его на балу.

— Кого? — Правда, Кестрель и без пояснений знала, о ком речь, а Джесс уже снова заснула.

Избранных придворных и приезжих аристократов пригласили в Зимний сад наутро после бала, чтобы выпить горячего шоколада в обществе невесты принца. Дамы пришли в белых и серых мехах, в то время как их кавалеры были в соболиных шубах. Только несколько щеголей нарядились в полосатый мех восточного тигра. Во внутреннем дворике, за которым начинался лабиринт из вечнозеленых растений, повсюду горели жаровни.

Кестрель пришла с опозданием, но не потому, что слишком долго спала. Несмотря на усталость, она проснулась, едва рассвело, — она привыкла вставать рано. Джесс еще спала. Кестрель специально подольше возилась с утренним туалетом и дважды меняла платье в надежде, что подруга проснется. Но Джесс даже не пошевельнулась, и Кестрель не решилась ее разбудить. В конце концов пришлось идти одной.