Преступление победителя
Шрифт:
— Если император сочтет, что вы его обманываете, покажете посланникам объеденные растения… Правда, сами деревья могут и погибнуть. И тогда голод наступит уже в следующем году.
— Доживем до следующего года — тогда и будем беспокоиться, — ответил Тенсен. Он поморщился: начинался снегопад, и снежинки покалывали щеки. — Арин все требует рассказать ему, откуда я узнал о судьбе бедняги Тринна.
Сердце Кестрель забилось быстрее.
— И что вы сказали? Нельзя упоминать, что это я. Вы обещали.
— Не бойтесь. Мы оба знаем, что порой необходимо солгать. Я
Кестрель улыбнулась уголком губ:
— Я бы не отказалась стать мотыльком. Я даже готова питаться шелковыми тряпками, если за это мне дадут крылья.
Рукав окончательно истрепался, нитки так и торчали. Арин бросил рубашку в сундук и снял с пояса кинжал. Ему не нравилось постоянно чувствовать вес валорианского оружия, пусть даже этот клинок был легким. Носить с собой кинжал Кестрель было не лучшей идеей. Однако оставлять его в комнате, пряча среди тряпок, Арину не хотелось. Он снова посмотрел на открытый сундук, сверху которого лежала изношенная рубашка.
Арин отложил кинжал, достал рубашку и продолжил распускать шов, потянул за тонкую, как паутинка, нитку. Арин намотал ее на палец так, что кожа побелела, потом резко дернул. Нить оборвалась.
Арину пришла в голову мысль: простая ниточка может помочь Гэррану. Идея была абсурдной, но он пошел к Делии и попросил у нее несколько разноцветных клубочков.
— От тебя пахнет рыбой, — заметил Арин, когда Тенсен вернулся в покои.
— Наверное, наступил на что-то и испачкал сапог. — Министр поднял глаза и увидел закрытый сундук у двери. — Арин, ты что, бросаешь меня?
— От меня здесь нет пользы.
— А в Гэрране, по-твоему, будет? Уж прости меня, но, надеюсь, ты понимаешь, что сейчас роль губернатора заключается лишь в том, чтобы отдавать императору все, что он потребует. С этим прекрасно справляется твоя кузина.
— А я не поеду в Гэрран. Я собираюсь на восток.
Тенсен удивленно заморгал, потом нахмурился. Он провел пальцами по крышке сундука, по затянутым ремням.
— И что ты рассчитываешь там найти?
— Союзников.
— Им союзники не нужны. Восток — это восток. Чужаков они не жалуют.
— Я не спрашивал у тебя совета.
— Я заметил. Но если бы спросил, я бы напомнил, что из этих земель мало кто возвращался, а те, кто вернулся, уже не были прежними.
— Возможно, перемены пойдут мне на пользу.
Тенсен окинул его взглядом:
— Тебя всю ночь не было. Интересно, что же повлияло на твое решение уехать?
— Тенсен, война не окончена. Давай смотреть правде в глаза. Гэррану рано или поздно придется сразиться с империей, но одним нам не выстоять. А вот восток может.
— В Дакру чужеземцев не пускают.
— Я не простой гость.
Тенсен сложил ладони вместе, а потом развел руками, будто рассеивая семена по полу. Этим жестом гэррани выражали скепсис.
— Ты сомневаешься во мне, — нахмурился
— Не в тебе, а в твоей идее. Это опасно.
— А что безопасно? Оставаться здесь тоже нельзя. А дома я сейчас не нужен. Ты сам спрашивал, что я выберу, когда придется рискнуть ради родины.
— Верно, — помедлив, согласился Тенсен. — Спрашивал.
— Так вот, я сделал выбор.
— Легко сделать выбор, когда не знаешь, чего он может тебе стоить.
— Легко ли, трудно ли — не важно. Это мой выбор.
Тенсен поджал губы и так низко склонил голову, что на шее появилась складка. Потом он резко посмотрел Арину в глаза и снял с пальца золотое кольцо:
— Вот, возьми.
— Не могу.
— Я хочу, чтобы оно было у тебя.
— Оно принадлежало твоему внуку.
— Поэтому я и хочу, чтобы ты его взял.
— Тенсен, нет.
— Мне теперь и беспокоиться за тебя нельзя? — спросил министр, не глядя на золотое кольцо на своей ладони. Он по-прежнему смотрел Арину в глаза. — Я уже понял: ты поедешь на восток, и мне тебя не отговорить. Советов моих ты слушать не желаешь, так уважь старика и прими хотя бы мой подарок.
Арин неохотно взял кольцо, которое налезло только на мизинец.
— Ну, счастливого пути.
Тенсен легко провел рукой по сундуку, словно хотел таким образом скрыть нахлынувшие чувства. Но этот подчеркнуто непринужденный жест выдавал его с головой. Министр уже не смотрел на Арина, и тот пожалел, что согласился взять кольцо. Оно напомнило Арину изумрудную сережку матери. Что же больнее: когда ты сам отдаешь что-то ценное или когда у тебя его отнимают? Не удержавшись, он вспомнил Кестрель, как та сидела в таверне, кусая губы и слушая обвинения Арина. Она выглядела как зверек, загнанный в угол.
Все верно. Кестрель попалась и знала, что виновата.
— По пути на восток остановись в Гэрране, — велел Тенсен, и Арин порадовался, что его отвлекли от тяжелых мыслей. — Для тебя есть задание. — Министр изложил губернатору план, касавшийся урожая хлебного ореха.
— Откуда ты получил сведения? — спросил Арин.
Тенсен лишь улыбнулся.
— Твой Мотылек, — понял Арин. — Вы встречались в городе. Вот почему у тебя сапоги пахнут рыбой.
— Надо было их помыть, — печально вздохнул Тенсен.
Арин попытался представить, как Риша разговаривает с министром где-нибудь в порту или в Мясном ряду, но картинка не складывалась.
— И когда вы встретились? Сейчас почти полдень, а на аудиенции тебя не было. — Как и Кестрель.
Арин разозлился на себя. Он прекрасно знал, к чему приведут подобные размышления. Невероятно. Даже теперь, когда он знал, что сделала Кестрель, когда она сама в этом призналась, разум Арина все равно продолжал играть в свою любимую игру. Он вспомнил: от Риши вовсе не пахло рыбой, как от Тенсена. Воображение Арина пренебрегло тем, что принцесса могла переобуться после встречи с министром. Его непослушные мысли упрямо исключали самое логичное объяснение. Вместо этого Арин представил Кестрель в наряде горничной. Будто это она встречалась с Тенсеном и передавала ему сведения.