Преступление победителя
Шрифт:
Император продолжил:
— Однако даже такая любовь может ослабеть, если казнить его родную дочь. За такую верность я не могу отплатить Траяну твоей кровью. Я не отдам тебя на растерзание капитану и его кровавым методам ведения допроса. Если бы ты была готова учиться у меня, то узнала бы и другое: на верность твоего отца я отвечаю взаимным чувством. Он честно оберегал меня, и теперь мой долг — защитить его. Поэтому я отправлю тебя на север.
В тундру. В трудовой лагерь. Кестрель едва дышала.
— Думаешь, я ни о чем не догадывался? — ласково спросил император. — Я давно установил слежку
Кестрель что-то промычала в ответ. Мешала рука капитана, но она и сама толком не понимала, что пытается сказать.
— Ты, наверное, думаешь, что я не смогу незаметно упрятать тебя на каторгу, — добавил император. — Ведь при дворе начнут задавать вопросы. Да, верно. И вот что я им скажу: принц и его невеста так сильно любили друг друга, что не смогли дождаться свадьбы, поженились в тайне и сбежали на южные острова. Через месяц-другой придут вести о твоей болезни. Редкое заболевание, которое не сможет вылечить даже мой лекарь. Вся империя будет считать, что ты умерла. Мы объявим траур. А ты, возможно, успеешь все забыть. Говорят, так бывает в шахтах, когда много времени проводишь под землей. Надеюсь, генерал тоже сумеет забыть тебя и твой позор.
Кестрель укусила капитана за руку. Тот даже не дернулся, но от вкуса крови, которая потекла по губам, Кестрель совсем обезумела — принялась выкручиваться и рычать, как зверь.
— Отпустите ее, — сказал генерал.
Кестрель бросилась к отцу. Она поскользнулась в луже крови и уткнулась ему в грудь, схватившись за его одежду и заливаясь слезами.
— Пожалуйста, не делай этого, — всхлипнула Кестрель, хотя ничего уже нельзя было исправить.
Отец даже не прикоснулся к ней.
— Я хотел тебе поверить, — прошептал он. — Я пытался. Но не смог солгать самому себе.
Кестрель задрожала и, еще крепче вцепившись в его камзол, прижалась щекой к груди отца.
— Я не…
— Не хотела? Разве можно нечаянно предать?
— Пожалуйста, — взмолилась Кестрель. Казалось, других слов не осталось.
— Я вышел из твоих покоев. Нашел министра. Обыскал его. Прочел письмо. Убил мерзавца. Но даже тогда я еще сомневался. Не мог поверить, что это сделала ты.
— Папа, прошу тебя, — прохрипела Кестрель, захлебываясь слезами. — Я люблю тебя.
Он медленно, осторожно отцепил ее пальцы от себя. Капитан понял, что пора, и сделал шаг вперед.
Тихо, так, чтобы его услышала только дочь, генерал произнес:
— Кестрель, ты разбила мне сердце.
48
Рассвет вспыхнул над водой, как пожар.
Арину повезло. Расставшись с Тенсеном, он сумел выскользнуть из дворца. Крепостные стены выпустили его, словно пребывали в рассеянности. Словно все внимание дворца в эту ночь было обращено на то, что происходило внутри.
Арин отмахнулся от этой мысли. Сейчас, когда он стоял на палубе корабля, все эти страхи показались ему глупыми. Никто его не заметил. Никому не было до него дела. Арин спокойно добрался до гавани. Ветер был сильный и дул в сторону моря.
Только когда они уже вышли из залива, что-то изменилось. При свете луны Арин разглядел валорианские двухмачтовики, оснащенные пушками в два ряда. Корабли гнались за ним. Значит, Арин не стал невидимкой, просто его отсутствие заметили слишком поздно. Преследователей что-то задержало, помешало сразу понять, что происходит.
Арин представил, как отчаянно валорианцы пытаются нагнать упущенное время. Но его корабль летел по волнам, а капитан был лучшим из старых гэрранских моряков. Им помогал попутный ветер. Он не только придал скорости судну, но и прикрыл луну темной облачной вуалью. К рассвету валорианские корабли прекратили погоню.
Арин понимал, что это лишь затишье перед бурей. Валорианцы знают, куда он направляется. Очень скоро войска империи придут в Гэрран с войной. Но пока Арин просто слушал, как ветер треплет паруса, и смотрел на солнце, которое поднималось над горизонтом, оставляя на воде яркие разводы. Он вдохнул в легкие морской воздух и почувствовал дыхание свободы.
Арин раскрыл небольшой тряпичный сверток. Кинжал Кестрель заблестел в лучах солнца. Теперь смотреть на оружие было уже не больно, и Арин наконец обратил внимание на то, как мастерски сделан клинок. Солнце зажгло искру в рубине, осветив розоватую сердцевину камня. Золото на рукояти словно плавилось в рассветных лучах. Арин взвесил кинжал в руке. Он был такой легкий, почти невесомый. Очень изящное оружие. Но красота — не повод хранить то, что тебе не нужно.
Арин бросил кинжал в волны.
Он возвращался домой.
Повозка остановилась. Пришло время напоить лошадей.
Солнце стояло уже высоко. Его лучи проникли сквозь маленькое зарешеченное окошко и осветили скованные руки Кестрель, безвольно лежавшие на коленях. Она так и осталась в нарядном синем платье, в которое была одета прошлым вечером. Хотя повозка остановилась, Кестрель продолжало трясти. Все болело, веки покраснели и припухли. Яркий свет резал глаза.
Но вдруг она замерла. Снаружи кто-то говорил на хорошо знакомом ей языке. На гэрранском.
Кестрель прильнула к окошку и не обнаружила охраны. Нет, поначалу она вообще ничего не увидела: ее ослепил яркий свет. Но потом Кестрель разглядела голые склоны гор. Голос зазвучал снова. Гэррани был один и обращался к лошадям. Звякнуло металлическое ведро. Под ногами незнакомца захрустел гравий.
— Прошу вас, — позвала она по-гэррански.
Шаги остановились. Кестрель загремела кандалами, пытаясь поддеть пальцами манжет на рукаве. Наконец она ухватила мотылька, вытащила насекомое наружу и просунула руку между прутьями решетки.
— Возьмите.
Шаги зазвучали ближе. Кестрель по-прежнему не видела человека, но представила, что он стоит под окном. Она вытянулась, привстав на цыпочки. Запястье болело, кисть начинала неметь. Кестрель разжала пальцы и выпустила мотылька.
Забрал ли его незнакомец? Или моль просто упала на дорогу? У Кестрель больше ничего не осталось.
— Отдайте это вашему губернатору, — прошептала она. — Скажите Арину…
Раздался крик, звук удара. Затем послышалась валорианская ругань, чавканье грязи под сапогами.