Преступления в психиатрии

Фадеева Татьяна Михайловна

Профессор Гильшер в действительности имел некоторое отношение к выработке тайного учения нацистов, без осознания которого действия нацистских вожаков и рядовых членов движения так и останутся непонятными. Еще раз следует оговорить, что выражения типа «садизм», «безумие», «аморализм», «чудовищная жестокость» по отношению к нацизму не только ничего не объясняют — они попросту бессмысленны.

На Нюрнбергском процессе, когда перечисляли преступления, связанные с деятельностью Аненербе, подсудимый Сиверс не испытывал раскаяния — на его лице не отразилось ни тени неловкости или смущения. Создавалось весьма правдоподобное впечатление, что, присутствуя там физически, внутренне он находился совершенно в ином месте и внимал другим голосам.

О профессоре Гильшере, духовном

учителе Сиверса, почти ничего не известно — разве что свидетельство одного высокопоставленного нациста Эрнста Юнгера, оставленное в его дневнике 14 октября 1943 года: «Вечером я был с визитом у профессора Гильшера. В годы, бедные оригинальными умами, Гильшер — одно из тех редких знакомств, над которым я размышлял, не находя подходящих определений. Раньше я был уверен, что несмотря на свой тонкий ум, он войдет в историю нашего времени как малоизвестная личность. Теперь я думаю, что ему уготовано более важное место. Многие молодые интеллектуалы, прошедшие суровую школу войны 1914–1918 годов, были затронуты его влиянием и соприкоснулись с его знанием. Ныне подтвердились подозрения, которые я питаю уже давно. Гильшер основал Церковь. Сейчас он уже отошел от догматической части и занят литургической. Недавно он показал мне серию песен и цикл праздников под общим названием „Языческий бог“. Этот цикл включает в себя точный перечень камней, животных, цветов, растений и блюд, соответствующих тем или иным дням. Любопытно, что посвящение свету празднуется 2 февраля».

Далее Юнгер приходит к выводу: «Я наблюдаю в Гильшере капитальное, характерное для нашей элиты изменение. Всей силой мысли, сформированной и взращенной рационализмом, он ринулся в метафизику. Это же изменение поразило меня прежде у Шпенглера. Я склонен относить это явление к числу добрых примет нашего времени. Если XIX век был эпохой рационализма, то век XX — время культов. Таков и Гитлер, из-за чего либеральным умам не дано увидеть хотя бы то место, на котором он стоит».

Профессора Гильшера не привлекали к следствию. Он сам пожелал явиться на международный трибунал, чтобы свидетельствовать в пользу Сиверса. Однако при даче показаний профессор так глубоко погряз в отвлеченных политических рассуждениях на темы рас и древних племен, что не вызвал у судей никаких других эмоций, кроме раздражения и тоски. Гильшер получил разрешение проводить осужденного к месту казни, где вместе они читали молитвы какого-то культа, о котором ни Сиверс, ни Гильшер на процессе не упоминали.

Учение о Высших Неизвестных как один из истоков тайного нацизма

Нацизм открыто и громогласно объявил себя врагом интеллектуализма. Нацисты сжигали книги, превращая это неслыханное до той поры в Европе насилие над мыслью в мрачный, давящий на психику, церемониал. Крупнейшие немецкие ученые в глазах нацистов превратились в «юдомарксистских» и «еврейско-либеральных» врагов. Это общеизвестный факт. Куда менее известны космогонии, на основании и во имя которых нацизм отверг западную науку. И еще меньшую популяризацию, за исключением самых общих характеристик, получили те религиозные концепции, на которых базировался нацизм в лице своих вождей. Но только постижение этой скрытой сути нацизма позволяет увидеть вторую мировую войну в ее истинном виде — как великий духовный конфликт.

Согласно определению нацизма, современная эпоха — это не что иное, как космический период, который предшествует новому циклу мутаций человечества. Во время этого цикла вновь осуществится пересмотр творения — появятся люди-гиганты, люди-боги. В данный момент на Земле одновременно сосуществуют человеческие расы, возникшие на протяжении разных фаз второго, третьего и четвертого геологических периодов. Но, поскольку в течение этих периодов были фазы подъема и фазы упадка, некоторые расы отмечены клеймом вырождения, а другие несут в себе семена будущего. Человечество никогда не было единым, люди созданы в разное время благодаря различным мутациям. Существует истинная раса — индогерманская, призванная пройти очередной цикл мутаций. Представители этой расы, пусть и не в одинаковой мере,

наделены психическими органами, способными поддержать равновесие космических сил. Им предопределена великая судьба — эпопея подвигов под руководством Высших Неизвестных.

Остальные — обреченные, люди низших рас — представляют собой лишь подобие человека. Эти расы появились на свет в мрачные дни падения лун (трех ночных светил, которые раньше якобы вращались вокруг Земли), когда громадные пространства были болотистыми пустынями. Низшие расы зародились в одно время с ползучими тварями, отвратительными творениями упадка. Цыгане, евреи, негры, славяне не могут называться людьми в точном смысле этого слова. Они всего лишь неприглядный результат заикания жизненной силы. Новые твари подражают истинному человеку, питают к нему зависть, но сами они таковыми не являются.

Раушнинг ужаснулся, обнаружив, что собственные взгляды Гитлера на расовый вопрос по своей непримиримости и жестокости не идут ни в какое сравнение с мнением, скажем, Розенберга, да и всех остальных теоретиков нацизма. «Недочеловеки отстоят от нас дальше, чем животные, — заявляет Гитлер. — Это не значит, что я считаю евреев животными. Еврей гораздо дальше от животного, чем мы. Это просто-напросто существо, чуждое естественному порядку природы».

Следовательно, согласно понятиям нацистов, безжалостное уничтожение отдельных рас никак нельзя назвать преступлением против человечества и человечности. Ведь осужденные на истребление расы находятся вне круга людей! Вот почему некоторые заседания Нюрнбергского процесса были попросту лишены содержания — в зале трибунала лицом к лицу находились два мира, между которыми не было и не могло быть контакта. Это вполне можно было бы сравнить с судом над марсианами, проходящим по земным юридическим кодексам. Нацисты и были теми марсианами, представителями иного мира, по своим принципам тотально рознящегося с той цивилизацией, которая сложилась в Европе за последние семь веков.

Гитлер говорил: «Нас проклинают как врагов духовности, и мы таковы. Но в более глубоком смысле, который буржуазная наука в своей идиотической гордости просто не способна постичь». Отзвуки гитлеровского суждения звучат в словах Гурджиева, которые он адресовал своему ученику Успенскому: «Мой путь есть раскрытие тайных возможностей человека. Я иду против Бога и Природы».

Мы не ставим себе целью обсуждать здесь весь спектр возможностей, которые открываются на пути развития человеческой личности. Мы говорим о вере в сокрытые, дремлющие, тайные силы человека. Подобная вера зачастую приводит к отрицанию науки, к пренебрежительному отношению к «обычным» человеческим способностям. Такой «верующий» признает равным себе ничтожно малое количество индивидуумов.

Рыцари черного ордена

Зимой 1942 года, впервые, окаменев в окопах русских степей, лучшие солдаты вермахта прекратили наступление, в то время как упрямые англичане и американцы учились водить танки. Хмурым зимним утром доктор Керстен, личный врач Гиммлера, нашел своего высокопоставленного пациента унылым и подавленным.

«Доктор, я нахожусь в глубокой депрессии… Фюрер окончательно постиг, что гармония на земле недостижима, пока жив хотя бы один еврей. Он приказал мне приступить к немедленной ликвидации всех евреев, находящихся в досягаемости Рейха».

Гиммлер обессиленно замолчал. Пораженный Керстен уже готов был поверить, что чувство жалости и сострадания проснулось в душе Великого Гроссмейстера Черного Ордена. «Да, да, — закивал Керстен, — в глубине вашего сердца вы, должно быть, не согласны с такой жестокостью… Мне понятна ваша скорбь».

«Ничего подобного! — вскричал Гиммлер. — Вы совершенно ничего не поняли!» Он получил личный приказ от Гитлера уничтожить по крайней мере 5 миллионов евреев. Колоссальная работа, а Гиммлер устал и, кроме того, занят выше головы. Требовать от него дополнительных усилий в такое неподходящее время просто жестоко. Он дал понять это своему любимому вождю, и тот разгневался… А теперь Гиммлер осознал, что позволил себе отдаться минутному чувству усталости и эгоизма, и глубоко раскаивался.