Преступный синдикат
Шрифт:
– Я хотел бы иметь три куска, – объявил он свою цену.
– Ты что, сдурел? Я предлагаю тебе семьсот бак, [59] – услышал он в ответ.
– Семьсот долларов! Можешь ими подтереться! – огрызнулся Халперт.
Никто и никогда не смел так грубо, разговаривать с Гарри Страусом. Рэд Халперт был обречен. Банда, как обычно, стала, тщательно подготавливать его уничтожение.
По решению Эйби Рильза и Багси Голдштейна, заманить Халперта в ловушку должен был Сэм Левин, которого тот не знал. Но Левин взялся за это так неловко, что Халперт что-то заподозрил и первый выстрелил в Левина, промахнулся и скрылся.
59
На
Рильз и Голдштейн после последней неудачной попытки заполучить, его драгоценности решили сами заняться ликвидацией Халперта. Они договорились с Левином и Маффетором чтобы те обеспечили себе твердое алиби, поселившись в ночь, когда планировалось провести операцию, в одном номере гостиницы, а сами прикончили Халперта, воспользовавшись услугами его лучшего приятеля, некоего Уолтера Сайджа, которому в качестве награды за предательство доверили управление игорными автоматами в районе Салливана. Но в 1937 году заподозренного в присвоении большей части полученных доходов Сайджа по приказу Рильза прикончили; он получил тридцать два удара ломом в горло и грудь, нанесенных Питсбургом Фишем во время «прогулки» В горах Катскилл, в которой принимал участие и Сэм Левин. Его труп сбросили в озеро.
Левин, начав давать показания, уже не мог остановиться и признался еще в доброй полдюжине преступлений, в которых он принимал непосредственное участие. Тем самым он окончательно скомпрометировал Рильза, Голдштейна, Страуса, а также их сицилийских сообщников с Пасифик-авеню: Гарри Мойона и Фрэнка Аббандандо.
Именно он впервые назвал имя Луиса Капоне, одного из лейтенантов Лепке Бухалтера. Но самое главное – это то, что он действительно одним из первых обозначил в своих показаниях таинственную и потрясающую организацию убийц, в которой каждый мог быть руководителем акции уничтожения, но о которой он сам не знал ничего, кроме этого.
Для Рильза и Голдштейна, которые благодаря собственной самонадеянности попали в руки О'Двайера и Туркуса, признания Левина и Маффетора означали настоящую катастрофу. Тем более что сразу же после их показаний были арестованы Гарри Мойон и Фрэнк Аббандандо. 21 марта около десяти часов утра один из адвокатов предупредил об этом Рильза, и тот сразу же отправил письмо жене. Вот почему на следующий день в 17 часов 30 минут она предстала перед Туркусом.
Никогда заместитель окружного атторнея даже на мгновение не мог представить себе, что Рильз, этот замкнутый, словно несгораемый шкаф, человек, дерзкий и хладнокровный, позволит себе хоть в чем-нибудь признаться. Кстати, до этого момента Рильз решительно отрицал все, даже самое очевидное. Таким образом, нетрудно представить удивление, которое охватило Туркуса, когда он услышал заявление Рози Рильз:
– Мой муж хочет видеть окружного атторнея. Он хотел бы дать показания.
Туркус, который не поверил собственным ушам, потащил ее к О'Двайеру.
– Почему Рильз не изложил свою просьбу в письменном виде? – удивился О'Двайер.
Но Туркус прервал своего патрона.
– Не следует давать ему время на раздумья, он может изменить свое решение, – начал упрашивать он.
В то время как Рози Рильз препроводили под усиленной охраной под домашний арест, Туркус сел в машину и направился в тюрьму Томбс в Нью-Йорк, чтобы вытащить оттуда Рильза.
Но была страстная пятница, и на это требовалось разрешение судьи Верховного суда штата Нью-Йорк, В начале десятого вечера, когда он наконец получил столь желанное разрешение, Туркус в сопровождении двух детективов доставил Рильза в Бруклин.
Убийца отнюдь не выглядел взволнованным или удрученным. Скорее наоборот – он без конца зубоскалил и держался весьма уверенно. Без сомнения, его решение представляло собой результат хладнокровного расчета, а не страха.
О'Двайер и Туркус сразу поняли это. Рильз взял инициативу в свои руки.
– У вас нет ничего, что бы свидетельствовало против меня, – начал он, небрежно опустившись на деревянный табурет в скромно обставленном кабинете окружного
– Вы глубоко заблуждаетесь, Эйби, – сказал Туркус, пораженный наглостью Рильза.
Тот пожал плечами и насмешливо улыбнулся:
– Вы располагаете сплетнями, которые сообщил вам законченный придурок и наплели два жалких негодяя, но у вас нет ни одного вещественного доказательства или улики, способных убедить жюри.
Так оно и было. Рильзу было известно содержание статьи 399 Уголовно-процессуального кодекса штата Нью-Йорк, которая гласила: «Ни один обвинительный приговор не может быть вынесен лишь на основании свидетельств участников преступления, если они не будут подтверждены другими доказательствами или другими свидетельскими показаниями, определенно устанавливающими участие обвиняемого в совершении данного правонарушения». [60] Согласно судебной практике, толкование этого положения кодекса было столь узким и жестким, что Рильз и Голдштейн могли бы перед судом под присягой признать себя виновными в совершении десятка убийств (причем все их сообщники подтвердили бы эти показания), но их тем не менее обязаны были бы выпустить на свободу, если бы не было представлено вещественного доказательства или подтверждено показаниями свидетеля то, что они сообщили суду.
60
Testis unus, testis nullus: один свидетель – нет свидетелей.
Как и большинство завсегдатаев тюрем, Рильз знал, законы. С торжествующим видом он ткнул пальцем в сторону О'Двайера.
– Я сделаю так, что завтра вы станете человеком, о котором узнает вся страна, – пообещал он. – Это будет напоминать взрыв бомбы, и то, о чем я расскажу, навсегда войдет в анналы правосудия. Люди узнают правду о сотнях преступлений. Это всколыхнет всю нацию. Но для начала следует кое о чем договориться с глазу на глаз.
О'Двайер заставил Туркуса и полицейских удалиться и остался один на один с гангстером, который, казалось, уже заранее наслаждался своим триумфом. Спустя некоторое время атторней, несколько озабоченный, пригласил своего заместителя:
– Этот негодяй предлагает нам ошеломляющую сделку. Может быть, ее следует обсудить?
– Возможно, что это единственный шанс отправить на электрический стул добрую дюжину убийц. Только он может помочь в этом, снабдив нас конкретными данными, – признал Туркус.
О'Двайер на минуту задумался… Любопытный тип этот О'Двайер. Он был честолюбцем и отъявленным карьеристом. Для достижения своих целей он избрал путь, по которому прошло большинство политических деятелей Соединенных Штатов, полных решимости создать себе репутацию поборников закона. Он станет государственным атторнеем Бруклина, будучи кандидатом от демократической партии, обладавшей в то время огромной властью в штате Нью-Йорк. Но для него это было лишь промежуточным этапом. Он мечтал о большой политической карьере. И действительно, ему удастся занять должность, которая считается одной из самых надежных ступеней, ведущих к президентскому посту, – должность мэра Нью-Йорка. Он, торжествуя, получит ее после второй мировой войны, но в 1950 году сгорит в результате политического и финансового скандала, когда (о, ирония судьбы!) будет установлена его тесная связь с Фрэнком Костелло, политическим советником и великим взяточником преступного синдиката.
Однако в 1940 году О'Двайер находился в самом начале своей карьеры и с решением мешкать не стал.
– Постараемся особенно не уступать этому мошеннику, – предложил он своему заместителю Туркусу.
В итоге в течение всей ночи со страстной пятницы, утренняя заря которой некогда была свидетельницей предательства Иуды и отступничества Петра, продолжался упорный и мерзкий торг между Эйби Рильзом и представителями власти.
Убийца шел напролом. В обмен на свои признания он требовал полной безнаказанности. Это было неприемлемо и вызвало бы гневные протесты со стороны общественного мнения. О'Двайер внес контрпредложение: