Претендент на престол
Шрифт:
– Освобождает?– поднял брови Фигурин.– А кто разрешил?
Свинцов пожал плечами.
– Ну, ладно, - сказал Фигурин, несколько успокоившись.– Иди опять в комнату и жди. Ты мне еще понадобишься.
Он вернулся в кабинет и снял трубку телефона.
– Товарищ Фигурин?– отозвалась телефонистка.– Скажите, что происходит?
– А что происходит?– сказал Фигурин.– Ничего, по-моему, не происходит. Дайте мне Борисова.
Борисова не оказалось ни дома, ни на работе. Фигурин
– Соедините меня с областью, - приказал Фигурин. Отозвалась областная телефонистка.
– Лужина мне!– резко приказал Фигурин.
– Какого Лужина?– спросила она.
– Того самого.
– Ах, того самого, - засмеялась телефонистка.– Соединяю.
"Почему она смеется?– подумал Фигурин.– Наверно, там еще ничего не знают".
К телефону долго никто не подходил, и Фигурин нетерпеливо постукивал по рычагу. Он уже начал терять терпение, когда какой-то голос сказал что-то странное.
– Что? Что?– переспросил Фигурин.
– Stellvertreter des Militarkommandeurs, Oberleutnant Meier am Apparat [Помощник коменданта оберлейтенант Майер у аппарата (нем.)].
Фигурин положил трубку и задумался. Потом опять схватил трубку и нервно бил по рычагу, но больше никто не отзывался.
Через некоторое время он вошел в комнату отдыха и застал там Свинцова, который преспокойно спал на голом деревянном топчане, подложив под голову кулак.
"Железные нервы", - с завистью подумал Фигурин.
Растолкав Свинцова, он приказал ему собираться.
– Куда?– спросил Свинцов.
– Пойдешь в тюрьму.
– В тюрьму? Я?– переспросил Свинцов.
– Дослушай до конца, - усмехнулся Фигурин.– Пойдешь в тюрьму, возьмешь, если он там еще... этого... ну, как его... Голицына, или Чонкина, или хрен его знает, кто он, и вместе с ним отправляйся из города.
– Куда?
– Куда-нибудь на восток. Пешком или на чем-нибудь, дело твое. И там где-нибудь по дороге ты его... ну, в общем, сам понимаешь... при попытке к бегству... понял?
– Так тут чего ж не понять, - отозвался Свинцов.– Дело простое.
– Ну, ладно, - сказал Фигурин.– Дойдешь до наших, скажи: "Майор Фигурин, верный своему долгу... так и скажи: верный своему долгу, остался уничтожать секретные документы, чтобы они не попали в руки врагу". Потом постараюсь выбраться. Если сам попадусь, живым не дамся. Понял?
– Понял, - кивнул Свинцов.
– Ну что ж, Свинцов, давай простимся.– Фигурин шагнул к Свинцову, обнял его и трижды облобызал. Свинцов в это время стоял, вытянув руки по швам, воротил морду и морщился.
69
Дорога некруто шла в гору. По обеим сторонам ее было какое-то безжизненное пространство - не то степь, не то пустыня, ни куста, ни травинки, ни песка, ни камня, что-то гладкое, ни с чем не
Чонкин думал и не мог вспомнить, как попал он на эту дорогу, сколько времени по ней идет и почему вверх, а не вниз, если все равно неизвестно, что ожидает его там или там.
Он был бос, но в обмотках, они разматывались и уползали назад, как змеи, он думал, не подобрать ли их, но, оглянувшись, увидел, что это бессмысленно: двумя траурными лентами окаймляя дорогу, они терялись вместе с ней в бесконечности.
Решив скинуть обмотки совсем, он наклонился и стал их разматывать сверху, но и с этой стороны конца не было, обмотки падали кольцами в пыль и уползали, слегка извиваясь.
– Эй ты, вставай!– сказали ему.
Он поднял голову и увидел, что находится на той же дороге, но она уже непустынна, по ней в том же направлении бесконечной колонной движутся молчаливые путники, похожие на военнопленных. Он распрямился и пошел вместе со всеми.
– Здорово!– сказал рядом с ним некто.
Он посмотрел и увидел настоящего черта с хвостом и рогами и с шерстью, забитой пылью. Вглядевшись получше, он узнал Самушкина.
– Далеко идешь?– поинтересовался Самушкин без особого, кажется, любопытства.
– Куда все, - сказал Чонкин.
– Может, к нам запишешься?
– Это куда же?
– В ад, конечно, куда же еще.
– Нуда, - сказал он, - была охота жариться на сковороде.
– Дурень!– Самушкин возмущенно помотал рогами.– Это про нас враги наши клевету распускают. Да зачем же мы своих-то грешников будем жарить. Если, конечно, праведник попадет, уж этого мы зажарим, ноты же не праведник. Сколько ты, к примеру, душ загубил?
– Я?– Чонкин посмотрел на него с удивлением.– Да что же я, душегуб?
– А что? Ни одного человека? За всю жизнь?
– Ни одного.
– Вот те на!– пробормотал Самушкин.– Но ведь крал небось,а?
– Было дело, - признался Чонкин.– В колхозе мешок проса...
– В колхозе это не в счет. А вот ты мне скажи, - понадеялся Самушкин, - может, ты с чужими женами жил?
– Нет, - подумав, ответил Чонкин.– Не попадались.
– Ну и дурак, - сказал Самушкин, исчезая.
Вместе с ним исчезли все люди, исчезла дорога, за большим столом, покрытым белой скатертью, на стульях с высокими спинками сидели полковник Добренький и заседатели.
– Кто такой?– строго спросил Добренький.
Один из заседателей глянул в толстую книгу и сказал:
– Раб Божий Иван Чонкин. Прибыл по приговору Военного три...
– Знаю, знаю, - перебил Добренький и улыбнулся.– ну, раб Божий Иван, говори, с чем пришел, что ты сделал хорошего в отпущенной тебе жизни?