Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге
Шрифт:
• Светло-бронзовой медалью «В память 300-летия Российского Императорского Дома Романовых (21 февраля 1913 года);
• Серебряными часами с Государственным Гербом (к 300-летнему Юбилею Российского Императорского Дома Романовых);
• Серебряной медалью «За усердие» для ношения на груди на Станиславской ленте (23 августа 1916 года);
• Германской серебряной медалью «За военные заслуги» (27 февраля 1910 года);
• Бухарской большой серебряной медалью (7 декабря 1911 года);
• Гессенской серебряной медалью (12 (26) мая 1912 года).
С началом Первой мировой войны Государь вместе с Наследником Цесаревичем часто выезжают в Ставку Верховного Главнокомандующего, где на К. Г. Нагорного впервые обратил внимание состоявший при ней же Британский Военный Атташе в Петрограде генерал сэр Джон Хенбери-Вильямс, который в своей книге «Император Николай II, каким я его знал» отмечал:
«“Дядька” Цесаревича, здоровенный
499
Сэр Д. Хэнбери-Уильямс. Император Николай II, каким я его знал. Лондон, 1922. Опубл.: Государь на фронте. Воспоминания. М., Издательство «Русскiй Хронографъ», 2012, стр. 203.
Не меньшей любовью «Дядьке» платил и его подопечный. Так, в дневниковых записях Наследника Цесаревича за 1916 год К. Г. Нагорный упоминается неоднократно:
« 29 Января.
Встал рано. Учился и гулял. Завтракали с Мама мы 5 (“мы 5” – значит, мы впятером. Так в тексте). Днём гулял и катался на санях. Папа телеграфировал. Видел много войск. Обедал в 6 ч. [асов]. Приготов. [лял] уроки. Лёг поздно. У Нагорного украли 90 рублей с кошельком.
11 Июля.
Сегодня мне, Мама и сёстрам привили оспу. Был на молебне. Катались и купались с Нагорным. Все пили чай в Конвое, а я обедал. Вечером поехали в поезд. Когда приехал, разболелась голова. Температура 38,2°. Лёг рано.
21 Июля.
С утра лил дождь. После ванны оставался наверху и написал 3 письма: Маме, Бабушке и Марии. Завтракал со всеми в столовой наверху. Днём играл в саду с Папа, П.В.П., [500] Макаровым [501] и с Нагорным в войну. Макаров пил чай и обедал со мною. Читал и лёг рано.
13 Октября.
Утром занимался и катался на моторе. Писал Мама. Завтракал со всеми. После завтрака прогулка к месту старой Ставки. Играл с Ж.[ильяром], Г. Светличным [502] и Нагорным». [503]
500
«П.В.П.» – Петров Пётр Васильевич, Тайный Советник, Чиновник по особым поручениям IV класса при Главном Управлении Военно-Учебных Заведений. Состоял при Наследнике Цесаревиче в качестве учителя русского языка и русской словесности.
501
Макаров Евгений – воспитанник 1-го Кадетского Корпуса (Санкт-Петербург), товарищ по детским играм Наследника Цесаревича в Ставке в 1916 году. В переписке и дневнике наследника Цесаревича части упоминается как «Кулик».
502
Г. Светличный (Светлани) – Юнга Императорской Яхты «Штандартъ», товарищ по детским играм Наследника Цесаревича. Настоящая фамилия Г. Пиньковский. Позднее – киноактёр, снявшийся в десятках советских фильмов. При участии С. Капкова написал книгу воспоминаний «Товарищ Его Высочества (цесаревич Алексей и юнга Гриша Светлани). СПб., Издательство «Деком», 2002.
503
Чернова О. В. Верные. О тех, кто не предал Царственных Мучеников, стр. 260.
Дружбу Своего Августейшего Сына с К. Г. Нагорным отмечал в Своих письмах и Государь. Так, к примеру, в письме к Государыне от 26 октября 1916 года Он описал такой курьёзный случай:
«… Убежала кошка [504] Алексея и спряталась под большой кучей досок. Мы надели пальто и пошли искать её. Нагорный сразу нашёл её при помощи электрического фонаря, но много времени стоило заставить эту дрянь выйти, – она не слушалась Ал. [ексея]. Наконец он схватил её за задние лапы и вытащил через узкую щель. Сейчас так тихо в поезде…»
504
Вероятнее
В одно из своих пребываний в Ставке накануне Высочайшего Смотра Алексей Николаевич сильно простудился, подхватив насморк, результатом чему явилось открывшееся кровотечение из носа. Предпринятые доктором В. Н. Деревенко меры не помогли, посему было принято решение о его срочной эвакуации в Царское Село. По дороге мальчик заметно бледнел и слабел, а также дважды пребывал в состоянии обморока. Посему на протяжении всей ночи К. Г. Нагорный, не шевелясь, поддерживал голову Наследника Цесаревича на должной высоте, подложив под неё вытянутую руку. И только когда кровь в 6 час. 20 мин. утра остановилась, верный царский слуга смог расслабиться и отдохнуть после бессонной ночи.
После отречения Государя и во время содержания Царской Семьи под арестом в Александровском Дворце Клементий Григорьевич Нагорный продолжал выполнять свои обязанности Помощника дядьки.
С наступлением тепла К. Г. Нагорный вместе со всей Царской Семьёй и оставшимися при Ней верными слугами принимал самое деятельное участие в обустройстве огорода перед Александровским Дворцом, по-прежнему совмещая их со своими непосредственными обязанностями.
Следует отметить, что судьба К. Г. Нагорного была предопределена задолго до его кончины. Ибо ещё в Царском Селе наиболее революционно настроенные солдаты охраны были страшно возмущены тем, что К. Г. Нагорный продолжает возить в кресле экс-Императрицу по аллеям и парковым дорожкам, за что неоднократно грозили ему расправой. И даже однажды прислали ему письмо, в котором грозились убить, если тот не прекратит свою службу у «жены тирана».
Начиная с 1 июля 1917 года, выплата жалованья от Гвардейского Экипажа была прекращена, вследствие чего, по ходатайству Графа П. К. Бенкендорфа, должностной оклад К. Г. Нагорному был увеличен до 540 руб. в год.
В середине июля отставной Кондуктор А. Е. Деревенько был назначен на должность Камердинера Наследника Цесаревича с годовым окладом в 2000 рублей, а отставной Квартирмейстер К. Г. Нагорный получил при нём же должность Гардеробщика с упомянутым ранее окладом.
Но из-за всё ухудшающейся политической ситуации в стране получать положенную зарплату К. Г. Нагорному не пришлось. Так, в соответствии с сохранившимися в РГИА Санкт-Петербурга документами, его жалованье на 29 июля 1917 года составляло всего лишь 97 рублей 50 копеек, то есть в десять раз менее, чем жалованье, назначенное А. Е. Деревенько.
Вместе с самыми верными слугами К. Г. Нагорный последовал за Царской Семьёй в Тобольск, куда вскоре должен был прибыть и А. Е. Деревенько, который после событий Февральской Смуты резко изменил своё отношение к Наследнику Цесаревичу. И, как выяснилось впоследствии, оказался человеком, далеким от нравственных принципов, да ещё, к тому же, и нечистым и на руку.
Узнать же об этом помог случай. Разбирая привезённые в Тобольск вещи Царской Семьи, слуги наткнулись на случайно оказавшийся среди них сундук А. Е. Деревенько, в котором нашлись абсолютно новые вещи Наследника Цесаревича, которые бывший Кондуктор, попросту говоря, присвоил, не успев отослать на родину для своих сыновей.
После этого случая А. Е. Деревенько было отказано в прибытии в Тобольск, а его место с 10 августа 1917 года занял К. Г. Нагорный, которому теперь было назначено жалованье в 1200 рублей в год.
Находясь в тобольской ссылке, Наследник Цесаревич также не забывал лишний раз отметить в дневнике своего верного слугу, давно ставшего для него одним из самых близких людей.
Так 4 января 1918 года он писал:
«У меня ещё больше прыщей (краснуха). Утром играл в шашки с Нагорным. Мари тоже заболела. Она вся покрыта прыщами. Все солдаты сняли погоны по приказу, а Папа и я – нет». [505]
505
Чернова О. В. Верные. О тех, кто не предал Царственных Мучеников, стр. 260, 261.
В Тобольске К. Г. Нагорный выполнял все прежние, возложенные на него обязанности, а также некоторые «секретные» поручения теперь уже просто Алексея Николаевича Романова и его друга Коли – сына доктора В. Н. Деревенко. Затеяв детскую игру, мальчики обменивались письмами и записками. Так, забавы ради, экс-Наследник Цесаревич подписывался в них своим именем, но только наоборот – Йескела. Одно из таких писем от Коли Деревенко, проживавшего с семьёй на частной квартире, должен был пронести в Дом «Свободы» К. Г. Нагорный, имевший в то время доступ в город. Возвратившись назад, он с удивлением заметил, что ранее охранявшие Царскую Семью стрелки Сводного Гвардейского Отряда были заменены на красногвардейцев. Но было уже поздно. Верного слугу обыскали и нашли упомянутое письмо, после чего из детской забавы раздули «контрреволюционный заговор».