Преторианцы
Шрифт:
Флавия Тициана поднялась и, больше не глядя на Александра и Ливию, ушла. Элий бросил на супругов холодный, немного презрительный взгляд, который Александр поймал. Учитывая, что Элий должен был помогать
Ливия молчала, потупившись. Александр обнял жену и поцеловал в щеку.
– Все хорошо, любимая! Мы все разузнаем и станем жить здесь, в этой роскоши! Почему ты такая грустная?
Ливия подняла на мужа полный слез взгляд.
– А тебе радостно? Там меня будут рассматривать, словно я голая, трогать за грудь, бедра, захотят овладеть мной, а может, и овладеют, да и не один. А я выходила замуж, чтобы быть только твоей.
– Ну, любимая, не драматизируй. Это не пьеса в театре. Я уверен, что до этого не дойдет.
– Ты был на таких встречах у богачей? Все знают, что там происходит.
– Не был. Когда я жил у Пертинакса, он, из скромности и скаредности, ничего подобного не устраивал. Но я знаю, что слухи о таких пирах преувеличены. Я тебя не дам в обиду.
–
Вместо ответа Александр нежно обнял жену и поцеловал.
В этот момент появился раб и, видя происходящее, сразу спросил, не хотят ли гости уединиться, и он отведет их в отдельную комнату. Но получив от Ливии отрицательный ответ, он пригласил супругов от имени императора отужинать. Однако, когда Александр узнал, что ужинать им предстояло не с самим Пертинаксом, а с вольноотпущенниками, работавшими во дворце, он вежливо отказался.
Флавия Тициана, хоть и была неголодна, присоединилась к ужину в триклинии, дабы поддерживать статус любящей жены и императрицы. Каждому из гостей она улыбнулась и сказала пару добрых слов.
Валериан Гемелл, захмелев, оставил стихи, позабыл свое вечное ёрничество и теперь смотрел на всех благостно, а на Марцию еще и с вожделением. Клавдий Помпеян устал от общения, от долгого нахождения за столом у него разболелась спина, арфисты стали раздражать его своей музыкой.
Конец ознакомительного фрагмента.