Преторианец
Шрифт:
– Что делать, не представляю даже… – устало сказал Нигрин.
Проспавшийся, но мучимый похмельем Цельс ответил со злостью:
– Что делать, что делать! Раньше надо было об этом думать! Теперь поздно уже!
– Так, по-твоему, я во всем виноват?! – вскинулся Авидий.
– А кто ж еще?! Я?!
– Перестань, Публий! – прикрикнул Пальма. – Не хватало еще переругаться на радость врагам! Думать надо, думать!
– Нечего тут думать! – резко вставил Квиет. – Действовать надо! Продолжать наше дело, идти до конца!
– С кем идти?! – выкрикнул Цельс. – Кто пойдет в бой без
– Кто пойдет? – ледяным тоном спросил Квиет. – Можно поднять гладиаторов из Большой и Дакийской школ, из Галльской и Эмилиевой! Пол-легиона гарантирую! Плюс тысяча батавов! Это сила, сиятельные, большая сила!
– А я бы еще и христиан призвал! – оживился Нигрин. – Их главный пастырь продажен, как все жрецы! Мы пообещаем ему поблажки… ну, не знаю… дозволим открыто молиться! Этого хватит… Сикст подвигнет паству на бой, и те пойдут как овцы, не требуя и асса! Эти дурачки верят, что павшие за веру мигом возносятся в рай, и чтут мучеников!
– Мечты, мечты… – криво усмехнулся Цельс и договорил торопливо и зло: – Юпитер Преблагой! О чем вы грезите?! Гладиаторы им мерещатся, батавы, христиане! А на что вы их купите?! Даже христиан твоих, Авидий, пусть они и бессребреники, надо будет хоть чем-то вооружить! А за какие шиши покупать оружие?! Опомнитесь, сиятельные! Никто уж нам не даст и асса!
– Значит, надо деньги взять самим! – решительно заявил Квиет.
– Да ну?! – развеселился Цельс. – Это как? Обчистим публикана? Или выйдем на дорогу, грабить и отнимать потертые квадранты?
– А что такого? – усмехнулся Квиет. – Разве не мы грабили Дакию? Парфию? Аравию? Иудею?
– Что ты сравниваешь! То – война!
– А мы и сейчас на войне! – с силою сказал Квиет. – И этот чванливый Рим отдан нам на поток и разграбление!
– Короче! – перебил мавра Пальма. – Что ты предлагаешь?
– Ограбить храм Сатурна! [145] – бухнул Квиет.
– Что-о?! – изумился Авидий. – Да ты бредишь, Лузий! Опасно дразнить Адриана, но гневить богов…
– Успокойся! – сказал Квиет с ухмылкой. – Ты не пойдешь на дело! Мне не страшны ваши боги, я готов вломиться в гости к Сатурну [146] и вскрыть эрарий! [147] Публий, ты говорил, что видел Леонтиска на рынке?
145
В подвалах храма Сатурна, бога неба, хранился государственный архив и государственная казна. Римляне полагали, что боги охраняют золото.
146
Считалось, что храм – это дом бога.
147
Эрарий – казна.
– Да, – кивнул Цельс, – Афинянин обещал быть с утра у часовни Нимф – это здесь, рядом, у ручья, – и привести Исомата, Мирзала и Даурона.
– Вот их я и возьму с собой!
Консуляры сидели малость ошарашенные
Величественный храм, воздвигнутый во славу бога неба, поднимал восемь мраморных колонн на высокой кладке в два с половиной человеческих роста. Храм нависал, будто падая, грозя рухнуть и погрести под собою дерзкого.
Мир-Арзала передернуло.
– Подгоняй карруху поближе, – приказал он Исмату.
Тот с готовность кивнул и стронул лошадей. Проехав мимо бронзовой колонны, от которой разбегались все дороги Рима, Исмат загнал повозку под развесистый дуб. Неслышной тенью явился Леонтиск.
– Все тут? – глухо спросил он.
– Да все вроде… – пожал плечами Мир-Арзал. Радамиста он презирал, а вот Леонтиск, поставленный над ними после гибели младшего питиахши, поневоле внушал уважение. Афинянин был воином, настоящим бойцом, суровым, мужественным, он не боялся ни черта, ни бога (о том, что Леонтиск побаивался своей жены, Джуманиязов даже не догадывался…). Что им, выходцам из двадцатого века, какой-то там Сатурн? А для Леонтиска бог существовал в натуре…
– Выходим, – скомандовал из темноты Квиет. – Действуем четко по плану, иначе никому не поздоровится!
Мир-Арзал с Давроном, Леонтиск и Квиет двинулись к храму. Исмат остался при конях, чему был безмерно рад.
Взойдя по ступенькам высокой лестницы, Квиет канул в глухую тьму между колонн и громко постучал в бронзовые двери храма. Гул прокатился по целле, призывая жреца, погруженного в ночные бдения.
Настороженный голос из-за дверей спросил:
– Кто тревожит покой божественного места?
– Ох, – стал кривляться Квиет, – я чужестранец, только из Африки, но очень впечатлен храмом сим!
– Приходи утром, чужестранец! – потеплел голос жреца. – Чуть свет откроются врата!
– Да? – огорчился Квиет. – М-м-м… Тут такое дело… Я хотел бы принести в дар храму крупную сумму, только неведомо мне, успею ли… Утром из Остии отходит мой корабль…
– Ну-у… – вывернулись за дверями. – Мы войдем в твое положение!
Лязгнул засов, и тяжелый створ повернулся на петлях, открывая смутно освещенный факелами пронаос, «прихожую» святилища. Худой и высокий старик в тоге возник на пороге храма.
– И как велик твой дар, чужеземец? – поинтересовался он.
Даврон, скользнув жрецу за спину, стукнул его по темечку холщовой «колбаской», набитой песком. Жрец беззвучно сполз по двери на пол.
– Заносим! – буркнул Леонтиск, хватая старика за руки. Мир-Арзал подхватил ноги, оплетенные ремешками сандалий, и помог занести тело.
– Худой, – пропыхтел Афинянин, – а тяжелый!
– Полиспаст у кого? – отрывисто спросил Квиет.
– У меня! – прокряхтел Даврон, волоча тяжелый, позвякивавший мешок.