Преторианец
Шрифт:
Макрон нахмурился:
– О чём ты говоришь? Чего в этом хорошего?
Катон повернулся к другу:
– Сам подумай. В Риме полно людей, которые были бы счастливы навсегда распрощаться с императорами. Они могли бы даже прийти к мысли о собственном заговоре или заговорах против Клавдия. Но что, если такая организация, планирующая его свержение, уже существует? К тому же не такая уж тайная, чтобы о ней никто не слышал. Разве на неё не обратили бы внимания почти все, кто жаждет убить императора? Это ведь гораздо лучше и надёжнее – примкнуть к уже существующей группе единомышленников,
Макрон вытянул губы:
– Да, надо полагать…
– Тогда что может быть логичнее, чем использовать этих Освободителей в качестве приманки, дабы привлечь к ним всех, кто затаил ненависть к Клавдию? Это же самая простая задумка, на которую может пойти человек, возглавляющий шпионскую сеть императора, тебе не кажется?
Макрон помотал головой:
– Ну это ты перебрал… Это уж слишком, даже для Нарцисса. Это ж настоящая игра с огнём!
– Да, определённый риск в этом присутствует, но пока такая задумка работает, она открывает великолепные возможности – выявить всех изменников и предателей, а потом озаботиться тем, чтобы их тихо убрали. Или перевербовать их, превратить в двойных агентов.
Нарцисс откинулся на спинку кресла.
– Это всё очень интересно, но у тебя нет никаких доказательств, что нечто подобное когда-либо существовало.
– Конечно, нет. Я просто описываю, как подобная система могла бы работать. Освободителям нужно было бы обеспечить весьма высокий уровень автономности, независимости от кого бы то ни было, чтобы они сами поверили в реальность своего заговора. Только в результате произошло нечто, чего ты сам не ожидал. – Катон чуть покачал головой. – Ты не мог предполагать, что подобная организация может начать жить своей собственной жизнью. И в итоге ты просто потерял контроль над нею, не так ли?
Нарцисс ничего не ответил, так что в комнате воцарилось напряжённое молчание. Но потом советник прокашлялся и заговорил:
– Как ты сам сказал, у тебя нет никаких доказательств, способных подтвердить эти твои дикие выдумки.
– Я их получу, как только Септимия подвергнут допросу. Он был твоим посредником. Он знает всё, что тебе известно об Освободителях. Он даже был более чем посредником, он был твоей правой рукой.
Нарцисс улыбнулся:
– Дело-то в том, что он даже больше, чем всё это, Катон. Септимий – мой сын. Неужели ты и впрямь думаешь, что он способен меня предать? Именно поэтому я и давал ему все эти задания. Я во всём и всегда могу на него положиться, это самое малое.
– Твой сын? – Это заявление захватило Катона врасплох. Потом он подумал и кивнул: – Да, разумно. Но ведь и сын может продать собственного отца, если пустить в ход нужные средства… убеждения. Я бы не стал полагаться на то, что Септимий будет держать язык за зубами.
– Тогда тебе также не следует полагаться на то, что его непременно удастся взять живьём, чтобы допросить. Либо он успеет покончить с собой, либо можно будет устроить так, чтобы это с ним проделал кто-то другой.
У Катона от отвращения даже желудок забурчал.
– У тебя не хватит смелости…
– Хватит. Неужто ты полагаешь, что человек с
Катон на мгновение утратил самообладание и даже изменился в лице:
– Да ты не человек, ты настоящее чудовище, клянусь богами!
Нарцисс лишь покачал головой:
– Я – слуга императора, которому полагается любой ценой охранять его жизнь и его трон. Вот и всё.
Воцарилось короткое молчание, потом императорский советник продолжил:
– Я понимаю, вы будете меня презирать за то, что я вам сейчас скажу.
– Нет, – ответил Макрон. – Мы тебя и без того презираем.
Нарцисс метнул в него ледяной взгляд.
– Пусть будет так, однако вам следует понять, какие ставки на кону, прежде чем осуждать меня. Я – это преграда, я – это всё, что стоит между порядком в империи и хаосом. Такова суть нашего мира, его природа. И в нём нет места всем этим высоким принципам и ценностям, которые вы, солдаты, считаете столь важными. – Он ядовито усмехнулся. – Думаю, вам лучше вернуться в армию. Ваши высокие понятия о морали и нравственности слишком опасны для вас же самих, пока вы в Риме. К тому же они угрожают тому, за что я сражаюсь…
Катон прикрыл глаза и попытался унять жёлчь, так и бурлившую у него в кишках. А когда снова их открыл, то не стал встречаться взглядами с Нарциссом, а повернулся к Макрону:
– Кажется, мне было гораздо лучше, когда я вымазался по уши в дерьме в Большой Клоаке. Во всяком случае, тогда я чувствовал себя гораздо более чистым. Но он прав, Макрон. Нам нужно сваливать отсюда. Убраться подальше от Рима. Вернуться в армию.
Его друг кивнул и поднялся на ноги:
– Я тебе давно уже это говорил. Пошли.
Катон тоже встал и в последний раз посмотрел на Нарцисса:
– Ты озаботишься, чтобы мы получили причитающиеся нам командные должности. Сделаешь, что нужно, и тогда мы никому ни словом не обмолвимся о том, что знаем. Никому.
– Договорились, – согласно кивнул Нарцисс. – А поскольку вы так страстно этого желаете, я буду счастлив устроить так, чтобы вас направили обратно… в Британию. Уверен, что туземцы будет крайне рады вашему возвращению.
– Это меня устраивает, – ответил Катон, быстро посмотрев на Макрона, и затем первым вышел из кабинета императорского советника. Всем этим он уже был сыт по горло, до тошноты. Оба молчали, пока не выбрались за пределы дворца и не вышли на переполненную народом Священную дорогу, пересекавшую центр Рима.
– Как думаешь, он сдержит слово? – спросил Макрон.
– Сдержит. Это и ему на пользу – как можно скорее убрать нас отсюда. Потом у него не будет времени уделять нам внимание. Он будет слишком занят разбирательствами с Палласом. – Катон минуту подумал. – Не уверен, что он долго продержится. Убьют его. Он наконец повстречал вполне достойного противника.
– Ну и ладно, и мы от него избавимся.
Катон посмотрел на друга и грустно рассмеялся:
– Нарцисс падёт, Паллас поднимется, и всё останется, как раньше. Вот так оно и будет.