Преторианец
Шрифт:
– Государь! – выкрикнул Катон прямо ему в лицо. – Хватайся за ветку!
Клавдий повернулся лицом к нему:
– Не могу! Меня вниз утягивает! С-с-спасайся сам, молодой человек! Со мной покончено!
Катон заметил, что тога по-прежнему облепляет его грудь и под напором воды тянет его вниз. Он ухватился за её конец и потянул изо всех сил, стараясь содрать её с Клавдия. Она немного съехала вниз, но императора по-прежнему утягивало под воду её весом. Он издал отчаянный крик, и вода снова накрыла его с головой. Потом он вынырнул, и Катон заорал:
– Брыкайся! Старайся сбросить её!
– Ага… ага, – отплёвываясь, пролепетал Клавдий. – Сбросить её…
Пока он дёргался и сучил ногами, отпихиваясь
– Катон!
Он обернулся и увидел, что кто-то барахтается в воде – это Макрон пытался подплыть поближе к ним и к спасительной ветке. Потом в воде между ними вынырнула ещё одна голова, кашляя и отплёвываясь, размахивая руками и стараясь удержаться на поверхности. Это был трибун Бурр.
– Сюда плыви, господин! Сюда! – Катон замахал трибуну рукой, и Бурр заплескался, направляясь в его сторону. Вот он добрался до ветки, ухватился за неё, хватая воздух открытым ртом. Катон оглянулся и увидел, что Макрон уже близко и через минуту тоже присоединится к ним. А потом невдалеке от себя заметил нечто странное. Несущийся впереди вал воды уже вроде как исчез, пропал из виду, а вместо него футах в пятидесяти впереди была видна прямая линия, разделяющая воду и небо.
– Ох, дерьмо!.. – промычал Катон. – Там же обрыв и река…
Ветка с цепляющимися за неё людьми неслась в потоке к крутому берегу реки, где вода с грохотом падала вниз, образуя немаленький водопад. Катон обхватил рукой императора и покрепче прижался к ветке. Он успел заметить, что Макрон цепляется за ветку поменьше и его несёт потоком невдалеке от них. Катон набрал полную грудь воздуха и крикнул, стараясь перекричать грохот падающей воды:
– Держись крепче, государь! Мы сейчас в реку свалимся!
Конец их ветки внезапно выскочил из воды, завис на секунду в воздухе, потом перевалился через край обрыва. Вода снова захлестнула Катона с головой, и он почувствовал, как ноги скребут по камням и утонувшему мусору – ветку и повисших на ней людей тащило дальше, уже под водой. Потом их швырнуло вниз. В ушах стоял невыносимый шум и грохот, лёгкие разрывались, горели огнём. Император извивался и барахтался рядом, но было невозможно понять, то ли он пытается выбраться на поверхность, то ли его просто вертит и бросает течением. Потом вода вокруг забурлила, и их ветка выскочила на поверхность. И Катон наконец вдохнул воздух полной грудью:
– Государь, с тобой всё в порядке? Государь!
Император отрыгнул, икнул и начал откашливаться и отплёвываться. Он прижался головой к ветке, всё его тело сотрясали приступы кашля.
Катон огляделся по сторонам и увидел, что Бурр по-прежнему цепляется за ветку, но Макрона так и не высмотрел. Он вертел головой из стороны в сторону, с беспокойством изучая поверхность воды. На ней виднелись головы нескольких человек, изо всех сил старающихся удерживаться на плаву или уже плывущих к берегу. Тигеллин плыл на столешнице невдалеке от них, распластавшись на ней. Теперь, когда река приняла в себя основную массу воды, освободившейся после прорыва и падения плотины, самое худшее, как осознал Катон, было уже позади. Вот только Макрона нигде не было видно. Но тут он разглядел нечто блестящее, чуть выступающее над поверхностью футах в двадцати
– Трибун! – заорал он. – Трибун Бурр!
Бурр обернулся. Он был ещё явно не в себе, оглушён и растерян. Его единственный глаз отчаянно моргал.
– Позаботься об императоре, господин! Присмотри за ним, понимаешь?
– Ага… – Бурр кивнул, с трудом собираясь с мыслями. Катон повернулся к Клавдию:
– Держись, государь. Мы тебя скоро вытащим отсюда.
Он выпустил из рук ветку и поплыл к одному из столов, болтавшемуся неподалёку от всплывшего тела Макрона. Ему удалось влезть на столешницу грудью, и он заколотил ногами по воде, направляясь к Макрону, на лице которого уже не было видно признаков жизни. Добравшись до него, Катон протянул руку и вцепился пальцами в складки Макроновой туники. Сжал пальцы и подтащил Макрона к столу. По лицу его друга стекала тоненькая струйка крови, и Катон заметил порез у него на лбу.
– Макрон! – закричал он. – Открой глаза!
Голова его друга бессильно отвалилась назад, на столешницу, нижняя челюсть отпала. Катон сильно шлёпнул его по щеке:
– Открой глаза, чтоб тебя!
Ответа не последовало, и Катон дал ему ещё одну оплеуху, посильнее первой. На сей раз Макрон дёрнул головой и заморгал. И закрыл рот, сжав зубы.
– Какой это ублюдок меня ударил?! – прохрипел он.
Но тут вода, попавшая ему в лёгкие, пошла наружу, он закашлялся и судорожно задёргался в болезненных усилиях проблеваться. Потребовалось некоторое время, чтобы он в достаточной мере пришёл в себя и понял, что перед ним его друг Катон. Тут он слабо улыбнулся:
– Что это с тобой, приятель? Вид у тебя такой, словно тебя тараном долбили.
Катон не мог сдержать улыбки:
– У меня? Ты бы на себя посмотрел!
– Так что это было? – Макрон болезненно скривился. – Такое ощущение, как будто какой-то урод хрястнул меня кирпичом по башке.
– Ты, наверное, ударился головой об эту ветку, когда падал в реку.
– В реку? – Макрон поднял голову и в замешательстве огляделся по сторонам. И вздрогнул, явно припомнив последние моменты перед тем, как их смыло огромной волной. – А император?!
– Он спасся. Вон там плавает. – Катон показал на ветку, за которую цеплялись Бурр и Клавдий. Бурр успел переместиться поближе к императору. Их уже почти прибило к берегу, и через минуту их ветка наткнулась на какое-то подводное препятствие и развернулась параллельно выступавшей из воды песчаной косе. Катон испустил громкий вздох облегчения, потом слегка пихнул Макрона в бок: – Давай, поплыли. Пора отсюда выбираться.
Катон заработал ногами, разворачивая столешницу, чтобы та направилась к берегу. После чего они вместе начали грести руками и колотить ногами, выбираясь со стремнины. Им потребовалось довольно много времени, прежде чем они ощутили под ногами поднимающееся дно и причалили свой импровизированный плот к выступающим в реку зарослям камыша, растущего вдоль кромки воды. Тут они оставили столешницу и пошли вброд сквозь камыши, добрались до твёрдой земли и упали на поросший травой берег выше камышей. Макрон положил голову на подставленные ладони и застонал, а Катон остался стоять на четвереньках, низко опустив голову и глубоко дыша, выхаркивая остатки воды из лёгких и отплёвываясь. Сердце всё ещё сильно колотилось, да и сам он трясся, охваченный необоримой дрожью. Воздух был холодный, так что его промокшему телу было ещё более холодно, но он знал, что дрожит не от холода, но от чудовищных усилий, которые ему пришлось предпринимать с того момента, как на них налетел водяной вал. От этого и ещё от последствий шока и ужаса от того, что на них обрушилось.